– Солон Афинский! Держи у себя то, что по праву принадлежит тебе. Мудростью не разбрасываются. Периандр.

Солону ничего не оставалось делать, как оставить у себя божественный дар. Он полагал, что при случае отдаст треножник более достойному обладателю, скорее какому-либо Богу, ибо по своей природе треножник посвящался богам. Эллины изредка вручали треножники победителям различных соревнований как символ самого достойного и лучшего. Но кто из людей может быть лучше и достойнее богов? Разумеется, никто. Солон стал дожидаться подходящего случая, чтобы самолично вручить эту святыню тому, чья мудрость ни у кого не вызывает ни малейших сомнений. И теперь он уже совершенно точно знал, кто он на самом деле.

~4~

Сев рядом с законодателем, скифский царевич попытался осмыслить всё увиденное здесь. Вначале ему казалось, что это не реальность, а дивный юношеский сон. От наваждений он хотел даже подёргать себя за ухо, как учила его в детстве мать. Но дёргай, не дёргай, а треножник здесь, рядом с тобой. Ты даже прикасался к нему. И не только треножник. И копья стратега, и его мечи, и кифара, подаренная жрецом древнейшего храма, и фараонов кинжал, и лира поэта, и многое другое находилось перед его восхищёнными глазами. Наконец, взяв себя в руки, встрепенувшись и сосредоточившись, после нелёгких раздумий он молвил.

– Странное сочетание. Даже дивное сочетание всего, что я увидел здесь. Никак не пойму, Солон, кто ты такой? Стратег, поэт, властитель, законодатель, купец, мудрец? Кто ты, Солон? Кто ты более всего? Кто ты на самом деле?

– Добавь ещё любовник, – усмехнулся афинянин, – а ещё корабельщик!

– Кем ты, себя, прежде всего, ощущаешь, досточтимый афинянин? – переспросил его скифский царевич.

– Всё относительно, даже условно, – ответил Солон. – Во мне люди видят того, кого они хотят видеть в данный час. Вот ты хочешь видеть во мне мудреца, ибо тебе нужен учитель мудрости и достойный собеседник. Мудрецом меня почитают также Фалес, Питтак, Периандр, Клеобул, Биант и другие мудрствующие люди. Дропид и Алкмеон видят во мне стратега, так как им хочется воевать. Такого же мнения обо мне был фараон и многие молодые афинские воины. Сапфо, Феспид и многие поэты видят во мне, конечно же, своего собрата, ибо мы родственные души на ниве замечательного слова. Египтяне, финикийцы, милетяне и эфесцы почитают меня за купца, достойного и надёжного партнёра по торговому делу. Мегаряне до сих пор думают, что я лучший кулачный боец, которого следует обходить стороной. К тому же, для них я самый коварный из полководцев, ибо я пленил их саламинское воинство. Египетские жрецы видят во мне своего собрата по божественному призванию и учёного, стремящегося постигнуть суть вещей. Участники Истмийских игр почитают меня за выдающегося атлета. Гетера из Навкратиса считала, что нет более любвеобильного мужа, нежели я. Поэтому Солон для неё – редкостный любовник. Моя жена Элия считает меня лучшим из супругов, хотя я себя таковым не считаю. Мой сын Микон почитает меня за лучшего из родителей. А внук Тимолай – считает меня лучшим дедом. Корабельщики во мне видят надёжного друга и партнёра. А пираты – злейшего врага. Афиняне уверены, что я законодатель, защитник порядка и справедливости. Они так и называют меня – законодатель! Многие эллины, смыслящие в государственных делах, полагают, что я политик, известный государственный муж. Вот видишь, сколь много всего во мне находят люди!

– Но сам-то ты, как склонен себя называть? – переспросил его Анахарсис.

– Я полагаю, – подумавши, ответил Солон, – что я есть всё вместе взятое, понемногу, в разумной мере. Во мне можно найти всё, что присуще непоседливому ищущему человеку.