В раннеевропейской истории брак превратился в чисто светское предприятие, потому что к тому моменту установились совершенно новые правила игры. Люди теперь жили в городах и деревнях, а не сражались за выживание в открытой пустыне. Брак больше не являлся фундаментальной стратегией по обеспечению личной безопасности или способом расширения клана. Вместо этого он стал высокоэффективной формой управления собственностью и общественного порядка, требовавшего от социума некоей организационной структуры.

В те времена, когда банкам, законам и правительствам по-прежнему была свойственна большая нестабильность, брак стал единственным и важнейшим деловым соглашением, которое люди заключали в жизни. (Некоторые скажут, что и до сих пор так. Даже сегодня мало кто может повлиять на ваше финансовое благополучие так сильно, как супруг, и это влияние может быть как плохим, так и хорошим.) В Средневековье брак, безусловно, являлся самым безопасным и простым способом передачи имущества, скота, наследных реликвий и собственности из поколения в поколение. Могущественные семьи укрепляли свое богатство посредством брака точно таким же образом, как сегодняшние мощные мультинациональные корпорации укрепляют свой капитал посредством грамотно просчитанных слияний и приобретений. (Тогдашние могущественные семьи в некотором смысле и были мультинациональными корпорациями.) Дети из богатых европейских семей, обладающие титулами и наследством, становились движимым имуществом, которым можно было торговать и манипулировать, как акциями. Это касалось не только девочек, но и мальчиков. До достижения половой зрелости, прежде чем все семьи и их адвокаты приходили к согласию, у ребенка из хорошей семьи могло состояться семь или восемь помолвок с потенциальными женами.

Даже в простонародной среде экономические соображения имели огромный вес для обоих полов. Найти хорошего мужа тогда было сродни поступлению в хороший колледж, или приобретению недвижимости, или работе на почте – это обеспечивало определенную стабильность в будущем. Конечно, люди не перестали испытывать личную привязанность, и сердобольные родители старались устроить эмоционально благополучный союз для свои детей, но в целом средневековые браки откровенно корыстны. Приведу всего один пример: вскоре после того, как эпидемия Черной смерти скосила семьдесят пять миллионов человек, по средневековой Европе прокатилась волна свадебной лихорадки. Ведь для выживших открылись беспрецедентные возможности продвинуться по социальной лестнице посредством брака. В Европе вдруг образовались тысячи вдов и вдовцов со значительными активами ценной собственности, которая так и ждала своего часа, и частенько без живых наследников. Началась настоящая «брачная золотая лихорадка», в которой каждый стремился застолбить участок. В судебных реестрах тех лет подозрительно много записей о браках двадцатилетних парней с пожилыми женщинами. Эти парни не были идиотами. Увидев открывшуюся дверь – возможность жениться на вдове, – они ныряли в нее.

Учитывая подобное отсутствие сентиментальной ауры вокруг брака, неудивительно, что европейские христиане вступали в брак в уединенной обстановке, дома, в обычной одежде. Помпезные романтические свадьбы, которые ныне воспринимаются нами как «традиционные», появились лишь в девятнадцатом веке, когда юная королева Виктория прошагала к алтарю в пышном белом платье, установив моду, продержавшуюся до наших дней. Однако до этого день свадьбы европейца ничем не отличался от любого другого дня недели. Врачующиеся обменивались обетами в ходе импровизированной церемонии, которая обычно длилась всего несколько секунд. Свидетели на свадьбе нужны были лишь для того, чтобы впоследствии в суде ни у кого не возникло сомнений, действительно ли пара вступила в брак по взаимному согласию, – важнейший вопрос, если на карту были поставлены деньги, земля или дети. Участие суда было необходимо в целях поддержания определенной степени общественного порядка. По словам историка Нэнси Котт, «брак предписывал обязанности и предоставлял привилегии», устанавливая для граждан четкие роли и обязательства.