– По крайней мере, ты смог влиться в коллектив. Это похвально, – затем он обратился ко всем присутствующим, – за денежным вознаграждением явитесь после полудня. Свободны.

Когда они вышли из казарм, Фобос захотел серьёзно поговорить с Йеспером, но тот лишь похлопал командира по плечу.

– Ты – мне, я – тебе, – ухмыльнувшись, сказал ханготец и быстро пошёл в сторону расположения, желая поспать хотя бы пару часов. Фобос и Одноногий молча стояли и глядели ему в след.

– С-странный тип, – заикнувшись, сказал Одноногий, почесав культю.

Фобос ничего ему не ответил, а лишь медленно пошёл в сторону своего дома, чувствуя, как начинает раскалываться голова.

Тянулись унылые, однообразные дни, но никого в Оштераусе не покидало предчувствие чего-то плохого, будто грозовые тучи медленно стягивались над Фронтиром. Конокрадов, пойманных не так давно, конвоировали в Лигию в большом фургоне. Проходя мимо этих людей накануне этапирования, Фобос отвернулся, чтобы не встретиться взглядами с кем-то из них.

Законник замечал растущую неприязнь к ханготским беженцам, видел посеревшие от тревоги лица оштераусцев. Несколько ферм к северу от Оштерауса, кормивших город, разорилось. Сразу двое лавочников оставили город и ушли в неизвестном направлении со всеми своими пожитками.

А тут ещё и преступники, которые периодически нападали на окрестные деревушки, грабя местных жителей. Фобос разрывался между своими обязанностями командира роты, вынужденного тренировать бойцов, и исполнителя верховной власти, карающей длани закона. Да и ханготцы, приписанные к его роте, все приказы исполняли нехотя. И тут, как ни странно, на помощь пришёл Йеспер.

– Я всё улажу, командир, – хриплым голосом сказал он, когда на полосе препятствий двое ханготских стрелков отказались преодолевать высокую стену.

Без лишних слов и лишних движений он просто сломал одному стрелку нос, а второму вывернул руку так, что кости едва не треснули пополам.

«Ловкий сукин сын», – подумал Фобос, глядя на это, и нехотя улыбнулся.

Сверля Йеспера взглядом, полным ненависти, ханготцы закончили тренировку, показав не самые плохие результаты. Теперь ненависть к заместителю командира, коим в одночасье стал Йеспер, будет творить чудеса.

Естественно, никакой речи о том, чтобы законники узнали друг друга лучше и быть не могло. Фобос по-прежнему не доверял Йесперу и часто подолгу пристально изучал странного ханготца, когда тот орал, надрывая голос, на своих земляков. Пару раз он пытался проследить за Йеспером, но тот не делал ничего предосудительного – пил в «Удаче фронтмена», которая осталась единственным трактиром в Оштераусе, тренировал новичков до седьмого пота и патрулировал окрестности на своем мерине. Вскоре выяснилось, что у него была дочь. Йеспер зачем-то притащил её на стрельбище.

Девочке было лет семь или восемь. В своём сером платьице, сшитом из холстины, и с потрёпанным плюшевым медвежонком в руках, она смотрелась на редкость неуместно среди суровых запыленных фронтменов.

– Это Клара, – скромно сказал Йеспер, положив руку на плечо девочке, – моя дочь.

– Приятно познакомиться, Клара, – сказал Фобос, присев на одно колено и протянув девочке руку.

Та посмотрела на отца своими большими синими глазами. Йеспер кивнул. И девочка положила свою крошечную ручонку в сухую мозолистую ладонь Фобоса.

– Эй, Одноногий! – крикнул он стрелку, который объяснял новобранцам устройство своего ружья, – двигай сюда.

Калека подошёл.

– Это Клара, – сказал Фобос, кивнув на девочку.

– П-привет, Клара, – сказал стрелок, заливаясь румянцем, – у тебя красивое платье.