– За что? – кивнул на меня вдруг второй мужик.

На нем тоже был надет дорогой костюм, но серого цвета, золотые запонки на рукавах, ослабленный на шее темно-бордовый галстук и явно дорогие часы на запястье, но спортивные кроссовки, небрежно торчащие волосы и теплый взгляд производили впечатление не злого человека.

В противовес ему грубиян был одет с иголочки. Короткий ежик, холодный взгляд вкупе с тугим синим галстуком и черными, идеально начищенными туфлями создавали впечатление приличного человека

Но каждый раз, когда он открывал рот, оттуда вылетали жесткие рубленые фразы и непозволительная грубость. Поразительный контраст.

– Еду воровала.

В этот момент я ощутила на себе ироничный взгляд того сноба. Не решилась посмотреть на него в ответ. Уверена, весь его вид так и кричит, что он был прав, считая нас замухрышками.

– Так, это вы бродяги? – раздался сверху командирский тон, и я, подняв взгляд, обнаружила рядом внушительной комплекции женщину с большой грудью, втиснутой в фиолетовый пиджак, с шапкой рыжих кудрявых волос и широким жабьим ртом. Настоящая жаба! Злая ведьма из детской сказки. И пришла она явно по нашу душу.

– Мы не бродяги! – вскинула я подбородок и быстро встала в желании оказаться с ней на одном уровне. Но куда там. Жаба была просто огромная!

– А повышать голос на меня не надо, – грубо ответила она, и полный пренебрежения взгляд пополз по мне, потом по Катюшке. В глазах жабы читался наш приговор. – Иди сюда, девочка. Тебя как зовут?

Племяшка не ответила, только продолжала жаться к моей ноге, а я держала ее крепко, насколько могла. Если попытаются оторвать, не дамся. Ни за что не отпущу от себя Катюшку. Я за нее драться готова!

– Она не пойдет, она со мной будет, если заберете, то только со мной.

– Ну вы тут мне сцены-то не устраивайте, гражданка, – посоветовала мне жаба, воздевая глаза к потолку, – этого мне только не хватало. Я же всё равно ее заберу, а тебя, надо будет, на место мы быстро поставим. Давно в КПЗ не сидела? Мужчины, а мы чего тут стоим? – повернулась она к невольным свидетелям нашего с ней противостояния.

Как такому человеку поручили в опеке работать? Это же надзирательница тюремного карцера.

– КеПеЗе? – повторила вдруг за теткой Катюшка, по-детски непосредственно, но с заметным испугом. Она кивнула на дядек, которые продолжали смотреть на нас. – Это, полюсяется, велтухаи? Мама, нас в тюлму посадят?

В голосе племяшки звучал страх, а из глаз моментально потекли градом слезы.

В груди расцвела ненависть к тому охраннику супермаркета, который не сдерживался в выражениях при Катюше. В красках расписывал, что нас ждет тюрьма и закончим мы в колонии для рецидивистов. Я – сейчас, а племяшка следом по наклонной пойдет после детдома.

Понимаю, это его работа – ловить преступников, но ему же не доплачивают за словесный понос. Может, сдержись я и не вступи с ним в перепалку, он бы смягчился и не стал вызывать полицию, но не могла я позволить ему так гнусно относиться к моей Катюше. Она ведь маленькая, всё слышит и запоминает.

– Вертухаями нас еще никто не называл, – усмехнулся вдруг добряк.

– Вертухаи… – зловеще прошептала женщина, а я застыла, слыша, как в мозгах тетки из опеки медленно двигаются шестеренки. – Так вы у нас не единожды сидевшая уже. Другое дело. А ну, быстро отпустите ребенка!

Катюша от этого громогласного ора заревела еще сильнее, я же выдвинулась вперед, прикрывая ее своим тщедушным телом, и крепко прижала к себе.

– Только через мой труп! – прорычала и внешне напоминала тигрицу, но внутри вся дрожала, хотелось последовать примеру племяшки и расплакаться навзрыд, ища чужой поддержки и крепкого плеча рядом. Но мы в этом мире одни и совершенно никому не нужны.