После ухода пациента, Эндшпиль, подмигивая глазом, уведомил Козыря, что тот также должен удалиться на свободное место пребывания, поскольку его выигранные накануне условные деньги окончились.

Козырь уложил указательный палец на свой крючковатый нос, как на курок винтовки, и поинтересовался, как ясновельможный коммерсант определил, что деньги отработали стоимость.

«Дотянись до звезды, и она тебе подтвердит», – последовал мудрёный ответ.

– А мне ты, какую профессию рекомендовал бы освоить, в чём истинное призвание?

– Плату знаешь?

– Знаю, но не дам. Тем более, что оплачено заранее…

– Знаю, что не дашь, потому и не отвечу. Шибко умный вырос, чтобы тебя образовывать. С таким шнобелем сам след должен взять, как ищейка чующая, где мясо лежит. Денежки свои ты уже профукал, так что будь здоров – шагай отсюда, и не мешай работать. Иначе, ферзем по башне можешь схлопотать, – и он указал на огромную шахматную фигуру, скучающую в углу и покрывшуюся пылью, возможно, космических дорог.

Козырь снова почесал крючковатый нос с длинной волосиной на кончике и стал осторожно втягивать воздух, пытаясь взять указанный след. Лысина подсвечивалась огнями звёздного неба. Небо абажурилось… «Зачеркнуть бы всю жизнь, да бляха-муха…»

* * *

На третьем часу празднования свадьба обмазалась винегретом, жирными пятнами утки запеченной в яблоках и селедкой пряного посола. Пролитый на стол алкоголь стерилизовал поверхность. Наиболее опьяневшие гости слизывали языком лужицы, закусывая щавелем и прочей зеленью. Музыка вопила быстрый танец. Жених ползал по полу в поисках украденной невесты, как ему казалось, и хватал танцующих женщин за икры ног и выше, стараясь распознать пропажу. Нареченная на самом деле присутствовала в зале и усердно скакала, изображая трепетную лань, несмотря на излишние килограммы веса, сотрясающиеся студнем. Холодец был бы хорош, да с хреном в придачу…

На белом платье новобрачной, в районе груди, красовался жирный отпечаток дружеской пятерни, предполагаемо, принадлежащий жениху, хотя с остальных гостей подозрение не снималось. И стар и млад норовили шлепнуть невесту по прыгающему заду в знак дружбы и поощрения к дальнейшей сладострастной жизни. Молодая старалась игриво уклоняться, что лишь разжигало публику и увеличивало количество шлепков. Случалось, пара звонких ударов одновременно проходила, вызывая радостный смех присутствующих. Мишень была крупна и вызывающе доступна. Веселье бесновалось, утоляя жажду будней. Фраза «интим не предлагать» звучала затасканным антагонизмом. Царила любовь к ближнему своему и поощрение смелых поступков.

«Ну, что ж», – любвеобильно обронила свидетельница суженой и притянула к себе шафера жениха за ремень. Пояс расстегнулся, а следом и молния на брюках. Обе стороны постарались этого не заметить…

Теплый потный воздух кружил пыль у потолка, подсвечиваемую светом люстры. Люстра раскачивалась маятником. Время от времени на ней, свесив ноги и используя в качестве качели, на мгновение появлялся чертёнок. Во всяком случае, так рассказывали гости, ручаясь, что «их глаз – алмаз» и ошибки быть попросту не могло. Ближе к ночи кое-кто начал ловить чертей и засовывать их в карманы, требуя нитку с иголкой, чтобы зашить их для поимки рогатых бестий.

Жених после тоже высказал мнение, что чертей был полон дом. Эту версию подтвердил и хозяин дома Владимир Олегович, уверяя, что такую уйму самогона, заготовленного на целый год, за вечер могла оприходовать разве что нечистая сила.

«Горько! Горько!» – закричали закусывающие и выпивающие за столами мужчины, и принялись целоваться со своими соседками. Те лишь мотали ногами под столами, ища надежную опору на вечер. Вечер морщился лучами заходящего солнца, помышляя об объятиях ночи: мягких, нежных, хмельных, беспутных…