Через заднюю дверь я вышел на кормовую палубу. Здесь также не было никого, и ничего любопытного я не заметил, кроме мокрой снасти, лежащей кольцом на палубе. Один ее конец был привязан к кнехту, а второй связан большой петлей.

Я вернулся на бак и, придерживаясь за рычаг якорной лебедки, минуту рассматривал остров в надежде увидеть живую душу.

– Чертовщина какая-то, – пробормотал я и вернулся в рубку.

Жизнь научила меня в подобных ситуациях придерживать строгих правил. Одно из них гласило: ни к чему не прикасаться, не оставлять после себя следов, и все-таки я с трудом подавил в себе желание взяться руками за штурвал, запустить мотор, двинуть вперед рычаг подачи топлива, сняться с якоря и отчалить от этого мрачного острова.

Я глянул на часы. Мои непромокаемые японские "casio", снабженные прибором для измерения подводной глубины, почему-то запотели, и стекло покрылось изнутри мелкими капельками. Такое с ними случилось впервые.

Тряхнув головой, словно отталкивая невидимую помеху в сторону, сдерживающую мою решительность, я выскочил на бак и уже поднял над головой обе руки, чтобы прыгнуть в воду, сразу и навсегда распрощавшись с мрачным молчанием Дикого острова, как застыл с поднятыми руками. Это словно была мистическая подсказка: я вдруг вспомнил штурвал, приборную панель и небольшой предмет, лежащий на ней. Зайдя в рубку, я почти не обратил на него внимания, но предмет запомнился. И сейчас интуиция сигналила: это! Это главное!

Я медленно вернулся в рубку, все еще прислушиваясь к своим ощущениям. Открыл дверь, скользнул взглядом по приборной панели. Вот эта штука – дюралевая трубка, изогнутая буквой "Г". Взял ее, изменяя своим правилам, повертел в руке, рассматривая со всех сторон. Обыкновенный накидной ключ, каким пользуются проводники в поездах, только диаметром несколько побольше. Лежит явно не на своем месте, словно нарочно, чтобы попасться мне на глаза.

Я машинально пробежал взглядом по рубке, прикидывая, куда этот ключ можно воткнуть и какую дверь открыть. Потом вспомнил. Когда-то у меня была яхта "Арго" – двумя классами ниже этой, но многие детали и снасти на ней были идентичны. Подобным ключом треугольной конфигурации я открывал трюмные лючки.

Я снова спустился в кают-компанию, понимая, что намереваюсь совершить непростительную ошибку. Откинул ногой ковровую дорожку, встал на колени перед квадратной крышкой люка, вставил ключ в гнездо. Замок открылся легко, с тихим щелчком. Вынул утопленное в пазах кольцо и потянул за него. Крышка приподнялась.

Я еще не видел трюма и того, что в нем было – мешала крышка, и я опустил ее на пол, переступил через черный квадрат и склонился над проемом. В нос сразу ударил тошнотворный запах свежей крови, и я немного отпрянул от люка, будто боялся опять выпачкаться. Луч света через боковой иллюминатор упал на дно трюма. Я увидел женщину, лежащую ничком, раскинувшую в стороны руки, словно она пыталась противостоять качке и удержаться на рифленом полу. Почти каждый палец ее был украшен перстнем. На ногах тускло блестели лаковые туфли. Черная юбка была слегка задрана, и из-под нее обнажилось смуглое бедро. Черный пиджак расстегнут, и его борта с золочеными пуговицами, распластаны в стороны, словно крылья.

Головы у женщины не было. То, что от нее осталось, трудно было назвать головой – лишь изуродованная часть затылочной кости с мокрыми, спутавшимися волосами.

Я ногой подкинул крышку, и та с глухим хлопком закрыла люк. Несколько мгновений, оцепенев, я смотрел на свои босые мокрые ноги, на следы, которые я оставил, на скомканный край ковровой дорожки. Что-то похожее уже когда-то было, подумал я, не бывает ничего нового, все в этой жизни повторяется.