– Ты… Нет! Как ты можешь так говорить?!

– Да ладно, я же вижу.

Она села на кровати и стала одеваться.

– Не надо, прошу тебя, не одевайся.

Егор сгорал от стыда, но ему так хотелось обнять ее, погладить, посмотреть еще на нее обнаженную, такую фантастически прекрасную, похожую на нежного ангела.

– Не трогай меня! – Нина мотала головой и дергала плечами, уворачиваясь от его рук. – Я пошла. Помоги мне спуститься.

В ее глазах стояли слезы.

– Нина, ты что? Я не хотел тебя обидеть, прости.

Он был в полном отчаянии, не знал, что сделать, как ее остановить.

– Отстань! Боже мой, надо же быть такой дурой!

На прощальный костер Егор пришел с Юркой и Антоном. Из изолятора его отпустили только после обеда, и он помчался, чтобы успеть постирать и отгладить рубашку и вообще привести себя в порядок.

Весь лагерь уже был на берегу. Огромный конус будущего костра сложили прямо на пляже – толстые ветки, выброшенные волнами, собирали по всему побережью. Солнце недавно зашло, и крупная галька пляжа казалась особенно светлой на фоне синевато-сизых тонов неба и моря. Вожатые рассадили своих подопечных и пытались организовать пение единой общей песни, но каждый отряд непослушно запевал свою, и вместе все сливалось в вялую какофонию.

Ребята первого отряда группкой расположились поодаль. Нина сидела рядом с Сашкой. Егора, заметившего это еще издали, кольнула ревность: неужели у нее что-то может быть с этим троглодитом? Подходя, он увидел, как Сашка попытался обнять ее, но она сбросила его руку и сказала ему что-то со строгим видом. У Егора отлегло от сердца. Все в порядке. Она умница. Как он мог такое подумать?

Нина вела себя как обычно. Смеялась шуткам ребят и ничем, ни одним взглядом не выделяла Егора из общей компании. Он смотрел на нее и не понимал: как ей это удается? Ведь не приснилось же ему все? Он сопоставлял ее ту – обнаженную, близкую, плачущую. И эту – отчужденную, неприступную, веселую. И у него голова шла кругом.

Лишь потом один только раз она бросила на него особенный взгляд.

Юрка рассказал шуточный диалог:

– «Девушка, можно вас на минуточку?» – «А успеете за минуточку?» – «Да долго ли умеючи?» – «Да умеючи-то – долго!» – «Да я уж как-нибудь!» – «Да на как-нибудь и муж есть!»

Нина рассмеялась, запрокинув голову, а потом сказала:

– Да, уж умеючи-то – долго!

Вот тут она и взглянула на Егора – искоса, мельком, в профиль. Это было всего одно мгновение. Но оно рельефно и четко, во всех красках впечаталось в память мальчишки: как раз в тот момент огромный конус дров, облитый бензином, подожгли, и Егор, заворожено смотревший на Нину, увидел, как взметнувшийся к небу в вечерней синеве оранжевый язык пламени ярко отразился в ее глазах и зубах.

После лагеря он написал ей еще несколько писем, наполненных романтическими признаниями. Она пару раз ответила. А потом пришло ее последнее письмо. В нем она писала, что встретила человека, который ей очень дорог, и не видит смысла продолжать переписку.

«Кстати, не вздумай искать меня. Не надо лишних проблем. Тем более мы переезжаем, и по этому адресу меня больше не будет. Прощай».

На следующий день на перемене в школе к нему подошла директорская дочка:

– Что такой потухший? С Нинкой расстался?

– С чего ты взяла?

– Она мне сама написала. Да не переживай ты. Они, городские, все такие испорченные. Нинка в лагере с первого дня с Сашкой по кустам бегала! И потом, после лагеря, они еще встречались.

– А ты откуда знаешь?

– Ой, да об этом все девчонки знали! А потом она мне сама все написала! Хочешь, принесу тебе ее письма? Только чур меня не выдавать! Даешь честное слово?