– Ты меня будешь учить? – продолжал на повышенных тонах Петренко.
– Нет, товарищ полковник, – продолжал спокойным ровным тоном Калугин. – Это неблагодарное занятие. Разрешите мне все-таки пояснить свою позицию.
– Какую позицию, Калугин? Ты совсем сбрендил? Я тебе приказал! Ты не выполнил приказ! Какая, к черту, позиция?
– Вы задали мне вопрос, – не сдавался Роман. – Вы хотите получить ответ? Или для вас это неважно?
– Продолжай! – наконец-то, согласился комбат.
– Я считаю, что Романова отчислять не за что! – и, не дожидаясь очередного взрыва эмоций, капитан продолжил. – Да, он совершил грубый дисциплинарный проступок. Но в той ситуации, которая у него сложилась, Романов поступил как мужчина. Мы же здесь учим курсантов не только командовать направо, налево, но, главное, принимать решения ответственные и правильные на данный момент.
– Как у тебя все складно, капитан, – немного утихомирился полковник. – Значит, ты считаешь, что находясь в наряде с оружием, он имел право пойти в самоволку, чтобы устроить разборки со своей женой?
– А как бы вы поступили в такой ситуации? – спросил Калугин.
– Ну не так! Это точно!
– Не уверен! – продолжал переубеждать комбата Роман. – Вы представьте себе, что вы стоите в наряде, а к вашей жене пришёл любовник. Вы об этом узнали и…
Петренко молчал, нервно постукивая карандашом по столу.
– … И остались бы бездействовать. На следующий день сдали наряд. Дождались выходных. Получили бы увольнительную и пошли бы выяснять отношения с женой. Так? – Роман ждал ответа от начальника, но тот продолжал молчать. – Я считаю, что Романов поступил так, как сделал бы это любой другой мужчина. Причем, берите во внимание то, что он не устроил драку, не применил оружие. Он убедился в том, что жена ему не верна, и вернулся на службу. Я настаиваю на том, что отчислять курсанта Романова нельзя. Если хотите, могу об этом же доложить начальнику училища.
– Так! – рявкнул Петренко и от злости разломил карандаш пополам. – Завтра к утру документы на отчисление ко мне на стол. Если ослушаешься, пиши рапорт на увольнение. Свободен.
Роман шел домой и всю дорогу думал, как поступить? Неужели все настолько плохо, что офицеры перестали дорожить своей честью? Как можно в угоду каким-то формальностям, сломать жизнь человеку? Отчислить курсанта из училища за нормальный мужской поступок? А, собственно, чему удивляться? Несколько лет назад, все тот же Петренко отправил отличника замкомвзвода в «Тмутаракань», а сыночка большой начальницы вместо него служить в Германию. Ничего в этом мире не меняется. Следует завтра идти к начальнику училища и все объяснять. За судьбу Романова надо бороться.
На следующий день Калугин ждал в приемной начальника. Он был уверен, что генерал его поддержит. Секретарша подняла трубку, потом обратилась к Роману:
– Капитан Калугин, заходите. Начальник ждет вас.
Генерал сидел за большим столом и подписывал какие-то документы. Бумаг на столе было много.
– Докладывайте, капитан, – не поднимая головы, сказал начальник.
– Товарищ генерал, я хочу пояснить вам ситуацию с курсантом Романовым.
– Я что-то не припомню, что там с вашим Романовым? – спросил генерал все также, не поднимая головы.
– Самоволка из наряда, – уточнил Калугин.
– Ах, да, вспомнил, – начальник поднял взгляд на Калугина. – Так этот курсант из вашего взвода?
– Так точно, товарищ генерал.
– И что здесь прояснять? Грубейшее нарушение. Надо отчислять, – и генерал снова наклонился над бумагами.
– Дело вот в чем, – продолжил Роман. – У него сложилась сложная семейная ситуация. Жена изменяет. Он узнал об этом, когда заступил в наряд. Обратился к дежурному по батальону с просьбой отпустить его на два часа. Тот оставил просьбу без внимания. Романов отлучился самовольно. Но никаких сложных последствий не было. Исходя из этого, прошу вас ограничиться строгим взысканием, но не отчислять Романова из училища. Он будет хорошим офицером. У него есть характер. К тому же, хорошо учится.