Миральда остановилась. Обругала себя круглой дурой. Ну конечно! Зачем было нести его так далеко? Ведь можно было спрятать его в погребе!

…Пространство раскололось на тысячи осколков, мгновенно впившихся в тело, причиняющих немыслимую боль. Крик рвался из горла – но изо рта вылетел лишь едва слышный хрип. Миральда протянула руки вперед, к сестрам, пытаясь загородить их собой, своим телом, но тела – не было. Оно вдруг стало прозрачным и невесомым…

Эсвендил. Неторопливо шагает по главной улице, в ее руках – тяжелый мешок, набитый травами. Едва слышное жужжание – и умело брошенный аркан уверенной петлей охватывает ее шею. Из-за плетней выскакивают молодые мужчины, вооруженные кто чем. Вилы, топоры, рогатины. И – кровь, кровь, кровь…

Глорис. Ее нежную шею перерезает холодная сталь. Нож – в руках Маркеша, ее любовника. Темно-красная волна захлестывает, унося, грозя затянуть в водоворот безумия…

И вновь – мириады осколков, пронзающие плоть, исторгающие из горла беззвучный крик.

Миральда закричала – теперь уже по-настоящему. И, не разбирая дороги, понеслась в деревню.

Она бежала, не видя перед собой ничего, не ощущая, как ветки до крови царапают лицо; задыхаясь и с хрипом выплевывая воздух, вдруг ставший таким вязким. Перед глазами стояли лица сестер – бледные, безжизненные, в неестественно-ярких алых пятнах.

– Что вы делаете с ними?!! Зачем? За что?..

Но ее никто и не слышал, потому что бесплотный дух мало кого может напугать. А она смотрела – и ничего не могла уже поделать. Ничего…

Ведьма едва помнила, как падала, как проткнула себе ладонь острым сучком. А потом… Поскользнувшись, Миральда покатилась по склону небольшого овражка; мир закрутился, размазался бесформенным пятном – и погас.

* * *

… Звезды. Яркие капли на черном небосклоне – как замерзшие в пустоте слезы. Продолговатый, застывший в прищуре малый глаз Хаттара, Отца-Неба. Шлейф лунного света, стекающий по черным ветвям.

Миральда села и огляделась, не совсем понимая, как попала на дно оврага. Затем… нахлынули воспоминания – безумный бег по лесу, видения, и сестры…

Застонав, ведьма обхватила голову руками. Глорис… Эсвендил… Неужели она почувствовала их гибель?

Не могло же это все быть просто иллюзией? Или… как раз иллюзией это все и было? Ведь не зря бродит по лесу ночница, заманивая в топи путников?

Ведьма осторожно поднялась на ноги – голова кружилась, каждая косточка ныла и болела, словно ее, Миральду, отходили жердями. Под черепом назойливой мухой билась мысль – если это дело рук болотной ночницы, то отчего же она, ведьма, до сих пор жива? Все должно было быть иначе…

Выкарабкавшись из овражка, Миральда побрела к деревне – но теперь уже осторожно, прислушиваясь к лесным голосам.

Силы постепенно возвращались к ней, шаг обрел былую упругость и легкость. Миральда неслышно скользила, тень среди переплетения теней. Еще немного – и она вынырнула из пролеска.

… Казалось, деревня спит в сверкающем коконе лунного света. Где-то на болотах скрипела ночная птица. В промозглом воздухе плавал запах гари.

Ведьма, озираясь по сторонам, вышла на открытое место. Никто не напал на нее. Вообще, впечатление было такое, что люди просто-напросто легли спать, напрочь забыв о происшедшем. Или… все же иллюзия, забава ночницы?

Стараясь держаться в тени, ведьма осторожно пошла вперед; пальцы невольно легли на обсидиановое ожерелье. Но в десятке шагов от запертых ворот Миральда остановилась, как вкопанная. Что-то было не так, как прежде… что-то… изменилось в облике высоких ворот – но она не сразу осознала, что именно.

Над деревянной, потрескавшейся от времени аркой, появились два странных круглых предмета, насаженных на колья.