Ей захотелось дико закричать, но желание быстро прошло. Она стиснула зубы, стараясь унять дрожь в руках. Нет, не все потеряно. Кестель ведет ее со вчерашнего вечера. Он сторожил ее всю ночь, а магиня так и не вмешалась. Наверняка она пробовала уже много раз, но Алия по-прежнему в руках Кестеля. Нет, все же не стоит отчаиваться.

Старейшины пусть по-прежнему гнут спины и молчат. Ее месть по крайней мере реальней, чем все их пустые мечты о войне.

Виана тут же укорила себя за несправедливость. Старейшины делают, что могут. Но Алия рассмеялась снова, и Виану перестала грызть совесть.

В душу толкнула отупляющая волна ненависти, жаром разлилась по телу, обратила сомнения в пыль. Все, кроме мести, перестало быть важным.

Шероны проспали день напролет. Они бы проспали еще и ночь, но старший встревожился и проснулся с приходом сумерек. Ему показалось, что над ним стоит кто-то темный – наверное, женщина. Хавараш даже ощутил запах странной пришелицы.

Но, конечно же, никто над ним не стоял. Когда Хавараш пробудился, запаха не было и в помине. Старший потряс братьев. Те вскочили и кинулись к дощечкам.

– Ничего, – объявил старший, когда опять пересмотрели целый лес.

– Может, оно и к лучшему? – рискнул предположить Урахат.

Старший проткнул его взглядом.

– Она такая нежная, что бабочки умирают от зависти, когда она улыбается, – мечтательно произнес Гамрон.

– Таких красивых, наверное, и медведи не едят, – задумчиво заключил средний брат.

Все трое понурились – огромные, мрачные.

– Нужно потрахаться, – наконец решил Хавараш.

Он встал и вышел в коридор, но тут же беззвучно скользнул назад.

В соседнюю комнату входили Алия со связанными руками и Кестель Нетса.

^>– Тебе удобно? – спросил он и передвинул ноги Алии.

В ответ послышался приглушенный вздох. Кестель осторожно приподнял ей подбородок.

– Ты симпатично выглядишь.

Алия сидела, уткнув колени в подбородок, на толстом ковре, который для удобства подсунул ей Кестель. Он привязал ей запястья к толстому стальному кольцу, так крепко вмурованному в стену, что оно и не вздрагивало, когда за него тянули изо всех сил. Кестель не имел понятия о том, зачем в гостиничной комнате такое кольцо, но оно оказалось очень кстати. Кестель еще раз проверил узлы на лодыжках и запястьях, затем плотней вдвинул кляп.

– Ты уж прости. Я скоро вернусь, – сказал Кестель.

Он вышел и тщательно запер за собой двери.

Моросило. Он окликнул перебегавшего двор парня с перепачканным мукой лицом, нечистыми руками и буханкой хлеба в них. Парень задержался, опасливо прижал буханку к груди.

– Люди из Театра уже приехали в город? – спросил Кестель.

– Уже неделю как.

– А где их найти?

– Они лагерем стоят за городом, фургоны поставили. Идите вон туда, – он указал на узкую улочку. – Сверните за домом палача, там, где виселица. Но, господин, они утром уже уезжают.

Кестель кивнул и пошел по улочке. Смеркалось. В темноте городишко выглядел еще унылей, чем при свете. В отблесках гаснущих огней дома, казалось, шатались и вздрагивали. Жуткое, больное место.

Улочки вились, сбивали с толку. Неосторожный чужак мог бы с легкостью потеряться, ходить кругами. Кестель долго искал дом палача. Наконец обнаружился обоз ловчих в три лишним десятка фургонов: ярко раскрашенных, с решетками на окнах, со стражей подле них. Большой обоз, и не окинешь взглядом. Фургоны стояли кругом, как крепостная стена, и вход был только один.

Одетый в кожу стражник загородил проход алебардой.

– Ты кто?

Кестель показал ордер. Стражник долго присматривался к куску пергамента.

– Что не так? – наконец спросил потерявший терпение Кестель.