Копаться в байках нет вдохновения. Да и сил после подвига остались крохи. Всякий раз выезды опустошают Джена как мотор Нортона – бензобак. Каким бы ни случился исход, энергетическая батарея инквизитора разряжается до нуля. С Джа все наоборот, его адреналин еще долго рвет на части, требует выхода. А Джен сдувается. Поэтому ночью проще: вернулся, в душ и спать, отключиться, чтобы завтра с новыми силами жить, суетиться, работать, ничего не успевать конечно же, откладывать что-то на потом с чистой совестью.

Сегодня спать еще рано. Можно принять душ, поваляться в кровати со смартфоном, посмотреть ролики на Ютубе или поискать в соцсетях симпатичных девчонок для несерьезных отношений, а часа через два-три завалиться на ужин в бар к Косе через дорогу. Да, так Джен и поступит.

На втором этаже дома – санузел, две спальни и два места силы: спортзал Джена и студия Джа, которую пророк называет «палатой для буйных» из-за мягких стен, обшитых звукоизоляцией (совершенно бесполезной при постоянно открытых дверях). По полу здесь разбросаны подушки, на сколоченном из необработанных досок столе выстроена пирамида из микшерного пульта, ноутбука, миди-клавиатуры. У дальней от двери стены – ударная установка. Вдоль самой длинной, на стойке, которую прислали по почте откуда-то из северной Европы, в ряд стоят гитары: пара акустических, Стратокастер, Эпифон, Ибанез, четырех- и шестиструнная бас-гитары. Рядом на полу – россыпь педалей, которые тянутся разноцветными кабелями как щупальцами к Маршалловскому комбоусилителю. В палате Джа может пропадать часами.

Чем пророк занят, слышно уже в гостиной. Дребезжат тарелки, мрачно ухают барабаны, колотушки неистово метелят обе бочки. Джа выпускает пар на свой манер, для него установка сродни боксерской груше, на которой можно выместить все – и отчаяние, и бессилие, и ярость. Сегодня Джа передает Вселенной-суке привет с посланием «я тебя переиграл, выкуси». И Джену радостно, что он приложил к этому руку.

2.

У Джа с утра раскалывается голова, и Джен перепрятывает обезболивающее по самым тайным уголкам дома и сада. Но куда там, разве утаишь что-то от ходячего рентгена? И передозировкой не запугивается, у него, видите ли, организм по-другому устроен.

Только к полудню стихли партизанские бои.

– Послушай, Джен, а давай…

Он валяется на излюбленном диване в гостиной, свесив ноги в драных тапках через подлокотник, чтобы не разуваться. Этот диван задвинут прямо под лестницу на второй этаж, и к самой лестнице снизу прикручен телевизор, у которого во вселенной Джа существует всего два режима: либо он орет на весь дом, либо включен без звука, ради мельтешащих перед глазами картинок, не мешающих внутреннему монологу или читающему на соседнем диване Джену.

– Давай свалим куда-нибудь хотя б на неделю, а? – Джа швыряет мелкой подушкой через всю комнату, и Джен вынужден отвлечься от «Источника» Рэнд. – Так, чтобы на самолете.

– В Африку что ли?

– Да хоть в Африку, хоть в Индию! Забуримся к какому-нибудь племени, слона приручим.

– За неделю не приручится, – прикидывает Джен с серьезным видом. – И нафиг тебе слон? Будет тут ходить по дому, хоботом махать. Может, не стоит?

– И правда, у нас же ты есть, – Джа ловит брошенную в ответ подушку и зажимает ее между коленей. – Просто… Так все осточертело. Сидим как на поводке. Мне как-то…

– Тесно, – догадывается Джен. – Сколько мы здесь торчим безвылазно? Года два есть, да? А тебе и в голове собственной тесно, раз болит. Кстати, как? Отпустило хоть немного?

– Отпустило.

Свернув с темы, они замолкают на долгие минуты. Джа пялится в немой экран, Джен смотрит сквозь громадную, припаркованную в углу вазу из расписной глины, и оба не видят ни того, ни другого.