– Стой! – заорал я.

Но было поздно.

Зевающая морда Хащща с растопыренными щупальцами впечаталась в натянутую между деревьями тончайшую паутину – и так и осталась в ней, прилипнув намертво, ибо та оказалась нереально крепкой. Мутант рванулся назад что есть силы, но не тут-то было. Практически прозрачная ловушка, сплетенная из тончайших нитей, держала намертво.

Сверху послышалось шуршание. Я поднял голову.

Ну твою ж дивизию…

К трепыхающейся добыче, цепляясь лапами сразу за обе сосны, меж которыми была натянута паутина, спускался паук-мутант. Здоровенная хреновина величиной с колесо самосвала и такая же толстая. Спина твари отливала сталью, отчего казалось, будто паук бронирован, словно танк.

Мне не привыкать, я всяких тварей на своем веку повидал. Поэтому, вскинув автомат, я принялся стрелять…

Без толку. Первые три патрона я потратил впустую – пули лишь чиркнули по панцирю твари, не причинив ей ни малейшего вреда. Зато паук притормозил, повернулся слегка в мою сторону – и плюнул.

Не знаю, каким чувством я почуял опасность и успел отскочить в сторону. Дерево, к которому я, стреляя, прислонился плечом для устойчивости, зашипело, словно живое. По нему расползлось черное, пузырящееся пятно, которое мгновенно растворило кору и выжгло в стволе большое, отвратительно воняющее дупло.

Ах ты ж, падла, кислотой плеваться? Ладно, попробуем по-другому.

Попасть в ноги паука было сложнее, чем долбануть очередью по его туше, но с такого расстояния задача не выглядела невыполнимой. И пока тварь, сопя, перезаряжалась, накапливая кислоту для второго плевка, я, укрывшись за искалеченным деревом, одиночными прицельно отстрелил две ноги мутанта.

Держаться на деревьях шестью ногами для твари оказалось задачей непосильной, и она, шипя, рухнула… на голову Хащща.

Ктулху ах взвыл от боли – понятное дело, ротовые щупальца-то не казенные. Но среагировал правильно, отвесив пауку неслабую затрещину, в результате чего тот… полетел прямо на меня, растопырив в разные стороны оставшиеся ноги.

Логично было бы уклониться от такого паса, но расстояние не позволяло. Поэтому мне ничего не оставалось, как всадить в летящую тварь четыре пули подряд.

На этот раз мне повезло больше. Паук летел ко мне брюхом, которое оказалось более нежным, чем панцирь. Членистоногого мутанта отбросило в сторону, и он упал на спину, беспомощно дрыгая мохнатыми лапами и брызгая во все стороны зеленоватой слизью, фонтанчиками выплескивающейся из пулевых отверстий. Шипел паук при этом знатно, проклиная на своем языке сталкера, который стреляет раньше, чем успевает испугаться.

Я же, не обращая внимания на паучьи матюги, бросился к Хащщу, по пути выдернув из ножен «Бритву». Как ни были крепки нити, к которым прилип ктулху, но перед моим ножом они не устояли. Три удара – и Хащщ оказался на свободе, правда, ротовые щупальца его по-прежнему остались залеплены паутиной, которая, похоже, окаменела, как только в нее попалась добыча. Офигеть зрелище – ктулху с выпученными белыми глазами, ротовыми щупальцами, растопыренными во все стороны, и сверкающей паутиной между ними.

Впрочем, любоваться на Хащща времени не было. Освобождать его пасть – тоже, так как знакомое шипение теперь раздавалось со всех сторон. Пристреленный мною паук был не один. Судя по шипению, нас брала в кольцо целая стая, которую привлекли звуки выстрелов. И с учетом того, что у этих тварей бронированные панцири, от которых отскакивают пули, наши с Хащщем шансы выбраться живыми из этого леса стремительно приближались к нулю.

Их и правда было много, штук тридцать, не меньше. Они один за другим спускались вниз по стволам сосен, выползая из развесистых зеленых крон, служащих им укрытием. Ну, вот и всё. Сейчас пара-тройка из них харкнет в нас кислотой, и трындец. Если от одного плевка я увернулся, то от нескольких это просто нереально. М-да. Коль даже в живых останемся, после таких ожогов лучше сразу застрелиться нафиг, не дожидаясь, пока членистоногие твари обмотают нас паутиной и примутся жрать живьем.