– Полагаю, у чёрного хода вы его не обнаружили?

– Сэр, дверь была заперта изнутри, – сказал один из агентов, Моррис. От него всё ещё за милю разило обильно пролитым на затасканную одежду дешёвым виски. – Нам пришлось её взламывать.

– Мы думали, что он до сих пор в главном зале, пока не увидели эту дверь, – Флеминг виновато развёл руками. – Джейсон, что происходит? Ты можешь мне объяснить, ради всего святого? Кого мы ловим, Виктора Стокера? Не мог же этот тип…

– Раствориться в воздухе… – Джейсон засунул револьвер за пояс. Его всего трясло. И отнюдь не от холода. Перед внутренним взором до сих пор стояли выпуклые, усеянные багровыми прожилками глаза Джека. Неестественно огромные, полные нечеловеческого безумия, с необычными вертикальными зрачками. Нечеловеческие глаза.

– Вызови группу Фрезера. Пусть здесь обнюхают каждый вонючий закуток, осмотрят каждый квадратный дюйм, просеют через решето каждую крупинку этой чёртовой пыли, но скажут мне, как он смог уйти от нас?!

Под пристальным изучающим взглядом холодных голубых глаз Катрин Гиллрой, Элен чувствовала себя совсем маленькой нашкодившей девочкой. Она живо вспомнила себя в детском возрасте, когда за бесконечные проказы то и дело попадала на ковёр к тогда ещё живой бабушке. Снова это чувство полной беспомощности, стыда, смущения и желания с головой спрятаться в какую-нибудь глубокую норку. Но если после череды выговоров и наставлений тон бабушки менялся, превращаясь из нарочито строгого в ласковый и насмешливый, то высокий, избавленный от эмоций голос миссис Гиллрой оставался студёным как зимний ветер.

И глаза Катрин, так похожие на два ледяных кристальных кусочка, не спешили оттаивать. Миссис Гиллрой была высокой худощавой женщиной, с тонкими холёными пальцами, идеально уложенной высокой причёской и породистым высокомерным лицом. Холодные голубые глаза, тонкий нос, бледные поджатые губы. Ни капли тепла, ни грамма сострадания во взгляде. Дорогое, изысканного покроя роскошное платье, золотые, украшенные сапфирами серьги, жемчужное колье, охватывающее высокую лебединую шею. Катрин походила на одну из придворных дам с когда-то виденной Элен в музее Средневекового искусства картины Моруа «Королева Беатрикс со свитой». Впрочем, с подобной осанкой и манерой держаться миссис Гиллрой с успехом подошла бы и на роль королевы. Элен совсем некстати подумала, что её голубоглазая хозяйка вполне смогла бы играть Беатрикс в новой постановке Вертонского Большого Театра.

– Милочка, вы меня слушаете? У меня сложилось впечатление, что вы игнорируете сказанные мною слова. Перестаньте витать в облаках. Не думала, что вы настолько легкомысленны, – Катрин холодно взглянула на Элен снизу вверх.

Девушка, вытянувшаяся в струнку перед сидевшей в кресле с высокой прямой спинкой миссис Гиллрой, покраснела. Она едва не опустила голову, судорожно вцепившись в сумочку обеими руками. Но что-то ей подсказало, что отведи она взор от пристальных, обжигающих холодом глаз этой женщины и всё закончится в ту же минуту. Она проиграет и получит от ворот поворот. Нужно быть твёрже, сильнее. Такой же твёрдой и неуступчивой, как застывший в голубых глазах Катрин Гиллрой лёд.

– Прошу меня извинить, мадам, но я невольно отвлеклась. У вас очень красивый дом, и я имела неосторожность засмотреться. Я вас очень внимательно слушаю.

Несколько томительных секунд Катрин, не моргая, смотрела на Элен. Девушка стоически не отводила своих больших карих глаз. Она старалась выглядеть такой же невозмутимой, хотя внутри вся сжалась, словно в ожидании удара. Наконец бледные губы Катрин тронула тень лёгкой улыбки. Скорее даже намёка на улыбку. Элен сильно сомневалась, может ли эта женщина вообще улыбаться.