Аптечку я забрал у одного из мертвецов. Годная, кстати, аптечка оказалась. Армейская, синяя. А вот сам мертвец оказался «зеленым». В смысле, бойцом группировки «Воля», которые по жизни носят комбезы лягушачьего цвета.

Кстати, если подумать, интересная тема сейчас произошла. Насколько я знаю, «вольные» не конфликтовали с бандитами, во всяком случае, в последнее время. Теперь, значит, все поменялось. Что логично. То есть каким-то образом «зеленые» узнали, кто напал на их охранную роту в научном центре на озере Куписта. И очень оперативно начали мстить.

Обо всем этом я размышлял, оказывая раненому первую помощь. Загнал ему три укола – с противостолбнячной сывороткой, мощным антибиотиком и обезболивающим, после чего сказал:

– Морду могу зашить, но хирург из меня неважный. Скорее всего, потом будет выглядеть как старый штопаный валенок.

– Просто… перевяжи… – с трудом проговорил бандит. – И… отвези на нашу базу… Там есть тот, кто… годно зашьет…

Я невольно скрипнул зубами. Дилемма, однако. Бандиты взяли меня в плен – пусть и уважительно, но тем не менее. И теперь, когда я полностью свободен, один из моих конвоиров предлагает мне добровольно отвезти себя в вражье логово.

Поняв мои колебания, бандит предложил альтернативу:

– Если не хочешь… лучше пристрели… Я пойму.

Когда он говорил, полуоторванная щека жутко шевелилась, и кровь из нее начинала течь сильнее.

– Ты лучше заткнись, – посоветовал я, доставая из аптечки стерильную салфетку и бинт. – Сейчас тебе рожу бинтовать буду.

– Если че… я Рома Слесарь…

Для меня не был секретом бандитский язык, который принято называть «блатной музыкой», и я был в курсе, кому обычно дают такое «погоняло».

– Воровать нехорошо, – сказал я, выдавливая левомеколь на салфетку. – Особенно со взломом.

Бандит ухмыльнулся и сразу же застонал от боли. Но справился с собой и проговорил:

– Да не… Я не скокарь… Я в натуре до Зоны… слесарем был…

– Трогательная история, – сказал я. – А теперь закройся, дыши носом и мордой не дергай, чтоб улыбку себе еще круче не подправить.

После чего туго перетянул раненому нижнюю часть лица.

Я уже понимал, что до Болотника я Слесаря не довезу – слишком много тот крови потерял, да и не проедет грузовик по трясине. А волочь парня на себе в таком состоянии – так это проще сразу утопить, чтоб он не мучился.

Не, можно было, конечно, сделать так, как он предложил. Пристрелить, чтоб избавить от страданий, – или просто уйти, дабы потом совесть чуток поменьше свербила. Хотя бросить его здесь, среди трупов, это еще хуже. Скоро начнет смеркаться, а ночью из своих нор повылезут мутанты, большинство из которых любят свежатинку больше, чем мертвечину. А значит, будут есть живого, не спеша отгрызая от него куски мяса – куда торопиться, если обескровленный человек способен лишь стонать от боли и мысленно проклинать того, кто обрек его на такую страшную смерть.

В общем, не мог я бросить здесь того, с кем вместе принял скоротечный бой. Долга Жизни меж нами не было, он так же спас мою жизнь, как и я его. Но у меня имелся мой идиотский моральный кодекс, который постоянно мешает мне принимать жестокие правильные решения.

А еще у меня была веская причина поговорить с Индусом. Я искренне надеялся, что он уже оправился от своих ран и снова взял в свои руки бразды правления бандитской группировкой. Характер у него, конечно, крутой, но, думаю, он не забыл, как я однажды спас его в тюрьме. И у меня присутствовала надежда, что я смогу с ним договориться.

Закончив с перевязкой, я подошел к кабине грузовика, в которой не увидел ничего неожиданного. Лобовое стекло, изрешеченное пулями, и два трупа, которые я и выволок наружу.