– Ещё!!!

– Пожалуйста.

Был бы я холостяком,
Чуть помятым и поджарым,
Я б за всяким пустяком
Заходил к семейным парам.
Предлагал бы под коньяк
Покалякать об извечном:
О душе и о друзьях,
О Вселенной бесконечной.
И смотрел бы как глаза
У законной, у супруги
Станут уже в три раза
И занозисты как струги.
А её покорный муж —
Мой дружок по институту
Запотеет словно в душ
Отлучался на минуту.
И свалить, пообещав,
Заходить почаще в гости,
Неухожен и прыщав,
Зная, как мне моют кости.
Если был я холостой,
То с матрасом полусдутым
Приходил бы на постой
Развесёлый и задутый.
И влезая в чей-то брак,
Был спокоен как анатом.
Я бы стал всем жёнам враг,
Но ведь я и сам женатый.

– А хотите профессиональное послушать?

– Хотим! Хотим!

Не надо шариться в подъездах.
Курить, колоться и бухать.
Точней участвовать в заездах
Кому быстрее подыхать.
Пора подумать о здоровье,
Карьере, тёще и жене.
Их напоить своею кровью,
А не отправить к Сатане.
Идите к нам. Плевать на траты.
Когда настанет Страшный Суд
То вас наркАнгелы по блату
Отмажут, вмажут и спасут.

– Девчонки, вы по мне соскучились? – из ванной вышел влажный Валентиныч.

– Неимоверно, – Сева переложил обязанность развлекать девушек на коллегу.

– Девушки, а у вас вилки есть?

– Начинается… подумал Сева, но вмешиваться не стал.

– А вам какие вилки, серебряные или от старых голландских мастеров?

– А какими в зубах ковырять удобнее, – не растерялся Валентиныч.

Девушки послушно засмеялись. Ближайшие полчаса одессит устраивал шоу наподобие Коперфильда. Вилки зависали в причудливых композициях, сигарета то исчезала, то появлялась. Всё это перемежалось чисто одесским юмором и анекдотами. Когда вошёл расстроенный Виталик, Валентиныч уже делал стойку на голове.

– Пошли, фокусники, – хмуро приказал Виталик.

– А мы тут плюшками балуемся, – попытался Валентиныч сгладить ситуацию. Уходить ему очень не хотелось.

– Стенд ап, орлы.

– Всё, приступаем к чайной церемонии. Это не значит, что гостям надо налить на дорогу чая. Это означает, что гостям пора дать по чайнику. До свидания, до свидания. Извините, девушки, что без скандала, – напоследок острил несчастный доктор.

– Какая была коза. Какая коза. Зачем я, дурак, с вами поехал, – заныл Валентиныч, – нужно было остаться. Может, что и сладилось.

– Валентиныч, угомонись. На такую кралю тридцать косарей гринов в месяц уходят. У тебя есть такие деньги? – резонно спросил Виталик.

– Тридцать тысяч долларов? В месяц? На содержание этой бабы? Не, я так не играю. Максимум, что я могу это три тысячи рублей в месяц. Вот, кстати, Андреич, держи мелочь. Я теперь буду носить только крупные купюры. Постепенно приближаться к идеалу Вики. Нет, пожалуй, я могу на неё выделить четыре тысячи рублей.

– Приплюсуй постельное бельё, и кусок хозяйственного мыла, – заржал Сева.

– Так, – голос Виталика был мрачен, – ты, Валентиныч, езжай домой отдыхать после трудовой смены, а вас Штирлиц, я попрошу остаться.

Когда Валентиныч со словами: «Ну, всё, целоваться не будем» освободил машину, Виталик откинулся на сидение и устало потёр глаза.

– Дела наши, Севак, хуже некуда. Я так любовно прописал сценарий, так чётко выстроил план действий, а всё трещит по швам.

– Слышал такую пословицу: «хочешь рассмешить Богов, поделись с ними своими планами». Скажи, как в России можно строить какие-то планы, да ещё и надеяться их осуществить пункт за пунктом. Мы, чай, не Голландия какая-нибудь.

– В общем, так, жить будешь у нас. Под нашей охраной. Иначе я за твою безопасность не ручаюсь.

– Зашибись. Приколоться тебе, Виталик, хотелось. Вот и прикололся, точней прокололся. Кто ты вообще такой, мистер Сюсюкин? Пиарщик? Особист? Агент национальной безопасности? Представитель олигархического капитала? Аферист международного масштаба? А? Виталик?