Тревога должна усиливаться – например, вечерами, когда юные таланты будут рассказывать друг другу жуткие истории про хозяина дома, который заманивает сюда неординарных людей, чтобы потом вытянуть из них души. Пусть зрителям покажется, что это не просто страшилки, что на самом деле существует такая опасность – стать жертвой странного хозяина.

Не забудьте передать замешательство Юна, когда он заблудится в незнакомом городе, и не сразу спохватится, что потратил все деньги, выданные хозяином. Помните, тут должно быть два вида замешательства, совершенно разных – страх остаться в незнакомом городе и тот момент, когда рядом с Юном паркуется машина, из которой выходит старый Франсуа и спрашивает, желает ли молодой скрипач ехать домой или хочет остаться на ночь в городе. Здесь Юн должен по-настоящему испугаться – он не понимает, каким образом Франсуа узнал, что Юн здесь, если сам Юн не знает, где он. До этого не забудьте показать, что Юн забыл свой телефон, и его местоположение невозможно выяснить.

В следующих случаях, когда хозяин будет предвидеть события, которые предвидеть, казалось, невозможно, Юн уже не будет так изумляться – нужно показать какую-то отрешенность на его лице, он принял правила игры, хотя совершенно их не понимает.

Совсем другим должен быть страх Юна, когда он просыпается после ночных кошмаров, долго лежит, уставившись в потолок, пытается понять, что он видел, что с ним было, почему он был то в тронных залах, то в каких-то потайных убежищах, а снаружи ждет смерть, неминуемая смерть, и самое страшное, что это он сам все устроил. Здесь должен быть даже не страх – неянсая тревога, непонятное чувство, что он должен что-то сделать, и не делает, что он не на своем месте, что нужно куда-то бежать прочь из этого дома, в какую-то сторону, причем, Юн определенно знает, в какую. В те ночи, когда Юн не может противостоять неясной тревоге и правда выбегает из спальни на улицу, и дальше, по шоссе, по бездорожью, в никуда – нужно показать, как неумолимое намерение бежать на свое место постепенно уступает растерянности, – сонное наваждение уходит, Юн снова становится Юном, таким, как обычно, прихрамывая, плетется к дому, иногда даже не может вспомнить, откуда он бежал, ищет какие-то ориентиры, шоссе, ловит попутки.

А вот когда Юн увидит Эльгу, которая бежит ночью через поле, он даже не удивится – бросится за ней, не раздумывая, терпеливо дождется, пока наваждение Эльги спадет, осторожно окликнет девушку, поведет к дому. Здесь по выражению лиц героев нужно показать, что они хотят спросить друг друга, – а вы тоже? – а вы? – и не спрашивают, и так все понятно.

Когда все тайно от хозяина соберутся в нижнем зале, встреча должна проходить в полном молчании, – зритель должен только увидеть, как музыканты, художники, режиссеры, писатели, ученые рисуют на полу направления, куда гонят их сны, прикладывают карту мира, начинают понимать, что какая-то неведомая сила манит их в мировые столицы, но зачем и почему, они не знают.

Зрители так и не должны увидеть, что герой прочитал в закрытой библиотеке хозяина – покажут только первые страницы учебника истории, сведения в котором совсем не соответствуют настоящему течению истории. Фотография Юна должна мелькнуть мимолетно, едва заметно. Зритель должен сам догадаться, что там прочитал Юн, почему странные сны вели обитателей дома в столицы, и что так разочаровало Юна, который до этого момента искренне считал себя одаренным, а теперь понимает, что хозяин странного дома собирал их у себя не для того, чтобы раскрыть их таланты, а совсем с другой целью…