– Чего ты хочешь?

Зинта вздрогнула. Она хорошо помнила голос старшей жрицы: тоже по-крестьянски грубоватый, низкий, но довольно приятный, вполне подходящий для женщины, привыкшей распоряжаться в небольшой общине. Сейчас он звучал иначе – молодой, мелодичный, незнакомый.

Просительница вначале оцепенела, потом опомнилась и низко, в пол, поклонилась.

– Перемены, госпожа.

– Хочешь новую любовь и другого мужа? Есть для тебя суженый, в самый раз друг другу подойдете. Расплатишься за это дюжиной неудач, где и когда – не скажу, так заведено. Невелика цена за настоящую любовь.

– Кто он такой? – оторопело пробормотала лекарка.

– Нет смысла задавать мне вопросы. Хочешь такой перемены?

В душе колыхнулась осевшая на дно горечь. Нет уж, замуж Зинта больше не хотела. Говорите, настоящая любовь? У них с Улгером пять лет назад как раз такая и была. Когда он уверял, что любит ее, потому что никого лучше нет на свете, он вовсе не врал: на тот момент Улгер действительно так думал. Но потом его влюбленность начала выдыхаться, потом он встретил Кариллу, которая, очевидно, оказалась лучше Зинты… Спасибо, обойдемся без повторения пройденного. Одного раза ей за глаза хватит.

– Нет, госпожа.

– Тогда вы с ним разминетесь, и если в будущем ваши дороги снова пересекутся – как сложится, так сложится, не взыщи. Я предлагаю только один раз. Чего же тебе надо?

Ох, если б Зинта сама знала, чего ей надо… Чего-нибудь яркого, радужного, необычного. Не обязательно доброго. Не похожего на нее – вот это обязательно. Чтобы ей не клялись в любви, которая все равно потом закончится, но чтобы она была кому-то нужна, а то с тех пор, как Улгер к ней охладел, она жила словно в стеклянной банке. Чтобы вокруг происходило что-нибудь интересное, как приключения в книжках. И еще путешествовать, побывать в других странах… И чтобы у кого-нибудь рядом с ней – ну, пусть бы у подруги, которая пока еще не появилась, – были всякие любовные похождения, и та бы рассказывала об этом Зинте за чашкой чая с пирожным. И непременно убраться из Апны куда угодно.

Весь этот пестрый сумбур вертелся в голове у Зинты, которая никак не могла подыскать для него верных слов, только смущенно и растерянно моргала, глядя на собеседницу, и наконец вымолвила:

– Мне бы, госпожа, полюбовно разойтись с Улгером и куда-нибудь уехать… В столицу хотелось бы перебраться.

– Как у тебя все наворочено, а с виду – святая простота, – в негромком голосе, напоминающем перезвон стеклянных колокольчиков на сквозняке, промелькнуло едва ли не восхищение. – Есть кое-что в самый раз, как тебе желается. Отправляйся в путь немедленно, иди на закат, никуда не сворачивая. Сочтемся, как выйдешь на развилку.

– Чем я расплачусь? – настороженно уточнила Зинта.

– Тем, что умеешь делать лучше всего, ибо оно в моих интересах. Мне так будет веселее, давно ждала…

Собеседница озорно подмигнула, а потом ее лицо как будто обмякло, словно воздушный шарик, из которого выпустили часть воздуха. Уже другим голосом, вовсе не мелодичным, с хрипловатыми старческими нотками, она заметила:

– Не каждый, кто сюда приходит, удостаивается такой милости, как ты! Идем.

Зинта вслед за жрицей поднялась из подземелья на первый этаж. Вспомнились мудрые рассуждения чтецов-просветителей, и состоявшийся десять минут назад разговор уже казался не то наваждением, не то розыгрышем.

Ей вернули вещи, она снова стянула волосы тесемкой на затылке.

– Ты должна поторопиться, и вот это не забудь, понадобится.

Зинта поблагодарила и пристегнула к поясу фляжку с травяным отваром.

Старшая жрица вышла вместе с ней во двор. При свете дня стало видно, что иссиня-черная ткань ее одеяния кое-где заштопана, а цветные нити фрактальной вышивки поблекли.