– Как вас зовут, я запамятовал? – спросил я, собираясь с мыслями.

– Николай Иванович, – с готовностью ответил он.

– Вот что, Николай Иванович. Давайте поступим следующим образом. Сейчас я всё обдумаю как следует, а завтра вы мне расскажете свою историю самым подробнейшим образом. Договорились?

Николай Иванович кивнул с задумчивым видом.

– Я знал, что вас это зацепит. Я ведь ещё далеко не всё вам рассказал.

– Вот и славно, – поспешно проговорил я. – Завтра всё и обсудим. А на сегодня достаточно. У меня и так голова идёт кругом.

– Конечно, вам нужно отдохнуть как следует. А завтра, на свежую голову…

Я лишь усмехнулся.

– Боюсь, добром это не кончится.

– Не надо так мрачно. Откуда такой пессимизм? В книгах-то вы вон какой решительный.

Я предостерегающе поднял руку.

– Про книги не нужно. Хорошо?

– Хорошо, – кивнул Николай Иванович.

– А где мы с вами встретимся? – спросил я.

– Предлагаю у меня в лаборатории. Тут недалеко! Институт прикладной физики. Бульвар Гагарина, шестнадцать. Четвёртый этаж. Приезжайте утром, часиков в десять. Я кофе приготовлю. Вы такого ещё не пробовали. Аромат – обалденный!

Я ещё раз оглядел кабинет и согласно кивнул.

– Хорошо, я приду.

Мы пожали друг другу руки, и гость мой исчез. Через две минуты я замкнул кабинет и пошёл пешком домой, благо идти было не далеко.

Говорят, что утро вечера мудренее. Я долго верил в эту глупость, как все мы безоглядно верим во множество поговорок и самых глупых прибауток. Сила есть – ума не надо. Я знаю только то, что ничего не знаю. Век живи, век учись, дураком помрёшь, и т. д. и т. п. Всё это чушь собачья! В этом мире нет ничего ясного и устоявшегося. Любая истина – относительна. Все «окончательные» выводы относятся лишь к данности, которая непрерывно меняется у тебя на глазах. Да и то ли мы видим, что есть на самом деле?

В то памятное утро я шёл по бульвару Гагарина вдоль берега Ангары под холодным мелким дождиком, чувствуя в душе неимоверную тяжесть. Накануне я весь вечер искал своё злополучное стихотворение. Конечно, я его не нашёл. Рукописного варианта просто не существовало! Но я надеялся на бездонную память компьютера, на его закоулки и потаённые места! Эти надежды не оправдались. На терабайтном диске были давно позабытые письма, какие-то безумные рецензии, реплики разных чудаков, планы работ, черновики рукописей и уже готовые рукописи – целая бездна их! Не было лишь этого стихотворения – единственного написанного мною стихотворения, этой судороги раненной души! Мне и в голову не приходило его печатать. Как же оно могло стать достоянием гласности? Нет, это какой-то бред. Мне всё это привиделось. Или я чего-то такое подзабыл, о чём непременно должен вспомнить. Что-то очень важное. Но что?

В таком состоянии я поднялся по бетонным ступенькам Института прикладной физики и не без труда открыл тяжеленную входную дверь.

– Вы к кому?

Сквозь стекло на меня смотрел охранник в чёрной униформе.

– Я к Николай Ивановичу.

– А-а, к Маркову? Он вас ждёт. Идёте вот прямо по лестнице, подниметесь на четвёртый этаж, потом налево до конца по коридору и там его лаборатория.

– Спасибо. Постараюсь не заблудиться.

Я прошёл сквозь металлическую вертушку и не без трепета вошёл в этот храм Знания, чертог научной мысли. Сумрачный коридор с высокими закруглёнными сводами уходил направо и налево. Прямо от входа – широкая мраморная лестница со старинными перилами в духе классицизма. Вспомнив, что до революции в этом здании располагался институт благородных девиц, я усмехнулся. Эх, времечко! Летит, словно птица. Очутиться бы вдруг в благословенном девятнадцатом веке! Чтоб всё было чинно и размеренно, чтобы лошади с колясками и девицы в кружевных воротничках. И никаких тебе компьютеров и сотовых телефонов! Никаких открытий и соблазнов. Тишина, созерцательность, умиротворение. Что ещё нужно для счастья?