– А потом с неба упал огонь и сжег все, – сказал Хаген. – Я видел, как людей пожирает пламя, как они кричат, пытаются спастись…
Мне кажется, я перестала дышать. Я смотрела на него и, в который раз, не могла поверить. Ведь это не шутка! Нет?
– Ты ведь не смеешься надо мной?
– Нет, – сказал он.
Если бы Лан рассказал мне это, я бы не поверила. Вот, не поверила бы и все. Но тут…
– Знаешь, Соле, – сказал он еще, – в Литьяте мне сказали, что я могу навлечь на мир большую беду. Но, возможно, могу и спасти. Они не знают, с какой стороны я оказался бы в этом…
У него стало такое каменное, непроницаемое лицо.
А у меня подкосились ноги, я взяла и села прямо на землю, закрыла лицо руками. Нет. Этого не может быть. Это не он. Нет-нет-нет…
* * *
Всю ночь, до утра, мы сидели с Ланом на старом полузатопленном пирсе, забравшись на ящики. Волны то с шипением захлестывали доски, то откатывались назад.
Мы пили вино, Лан откуда-то принес хорошее хисирское, из Най-Кану, страшно дорогое…
Я не удержалась, рассказала ему о Хагене и о своем сне. О Салотто. Лан не удивился.
– Такие сны снится многим, – сказал он. – Повторяющиеся, страшно реальные сны. Многим, кто имеет отношение к магии.
– И тебе?
– Да, – Лан кивнул. – Мне тоже. Я видел его.
– Салотто в огне? Так будет?
Лан нахмурился. Под темным ночным небом его голубые глаза казались совсем черными.
– Это не пророчество, – сказал он. – Только предупреждение. Можно избежать, можно изменить судьбу.
Было что-то такое в его голосе, глубоко личное… или может просто показалось мне?
– Лан, скажи, а кто видит этот сон? Почему нам всем он снится.
Лан вздохнул.
– Не всем. Только тем, кто имеет к этому хоть какое-то косвенное отношение. Тебе, возможно, потому, что Салотто твой родной город.
– А тебе?
Он пожал плечами. Отвернулся, долго смотрел на волны.
– Никто пока не знает, что с этими предупреждениями делать. Никто не знает когда и из-за чего это может произойти. Каждый видит сны по-своему, со своими подробностями, со своих точек зрения. Вот, Соле, скажи, откуда смотришь ты?
Я задумалась… сложно сказать.
– Не знаю… Мне кажется с горы, с Каталау, со смотровой площадки.
– Даже так? – Лан немного удивился. – Ты понимаешь, откуда смотришь, и всегда с одной точки?
– Да. Что это значит?
– Не знаю. Я вижу с разных точек. То, словно я нахожусь там, бегу от этого огня, то словно откуда-то сверху, с воздуха. Всегда по-разному.
– Хаген тоже видит сверху. Он сказал – словно летишь…
– Я знаю.
– Он рассказывал тебе?
– Рассказывал.
– Знаешь, Лан, мне страшно… – я поежилась, подтянула к себе ноги. – Я думала, это просто кошмары, но теперь… Я боюсь. Я не хочу, чтобы так было.
Он обнял меня за плечи.
– Ничего, все будет хорошо. В Литьяте уже думают, как это предотвратить.
Я вздрогнула. Литьяте…
– Давай, выпей еще, – предложил Лан. – Это поможет успокоиться.
– Это не поможет. Я напьюсь, но завтра все окажется на своих местах, никуда не денется.
Лан усмехнулся, дружески потрепал мои волосы.
– Ты бываешь такой серьезной, Соле, что мне страшно.
– Мне тоже.
Несколько минут мы молча сидели рядом. Шумели волны.
– Слушай, Лан, – тихо сказала я, – ты все знаешь… А Джаре тоже снится такой сон?
Я видела, как он напрягся, мои вопросы ему не нравились.
– Я не знаю, – сказал он. Наверно, вышло чуть более резко, чем этого можно было ожидать.
– Но, послушай, если, как ты говоришь, эти сны снятся тем, кто как-то с этим связан, если это снится мне, тебе, Хагену… Даже если Салотто просто мой дом, то вам-то почему? Как связаны вы?
Он хотел встать, уже дернулся, но остался.
– Это и мой дом тоже, – холодно сказал он. – Я родился на Кито, но это совсем рядом. Я кучу времени провел в Салотто.