Грей уже собирался оттолкнуть своего пленника и выскочить наружу, когда черный костюм на языке шона принялся поносить «Зеленых бомберов». Он был высоким и необычайно крепким, его кожа отливала насыщенным эбонитовым глянцем. Подростки тут же отступили и вернулись на свои места в противоположном конце зала. Телохранители встали по бокам от входа в коридор, а черный костюм подошел к Грею, который не ослаблял хватки на горле вожака, и сказал:
– Можете его отпустить, он вас больше не побеспокоит. – Испепелив мальчишку взглядом, он что-то рявкнул на шона и снова перешел на английский. – Как ты смеешь играть в свои грязные политические игры в моем заведении?! Я – бизнесмен. Я обслуживаю тех, кто платит деньги. Уверяю тебя, этому человеку я куда больше рад, чем всей твоей сопливой команде.
По его тяжелому, почти гортанному английскому произношению сразу стало ясно, что он – не коренной зимбабвиец. Грею показалось, что он говорит как выходец из Западной Африки. Грамотная английская речь не звучала в его устах противоестественно и натянуто; некоторым африканцам такое вполне удается.
Грею так хотелось поучить этих юношей манерам, но ему нужно было заниматься расследованием. Он толкнул вожака вперед, а мужчина отвесил ему оплеуху, заставив растянуться на полу. Музыка замерла, остальные «Зеленые бомберы» надулись за своим столиком, с настороженной безучастностью наблюдая за происходящим. Стриптизерша стояла, уперев руки в бока, и ее нагота казалась теперь нелепой.
Черный костюм махнул рукой в воздухе, и ритмичные барабаны зазвучали снова. Он протянул руку Грею и прогремел:
– Я – Лаки, что, как известно, значит «везение». Полагаю, вам до сих пор было не известно, что Лаки – африканское имя, не так ли, мистер…
– Грей.
Лаки сверкнул президентской улыбкой. Его нижняя челюсть выпирала, как у культуриста, а когда он говорил, мышцы шеи бугрились над воротничком. Из-за коротко стриженных волос голова казалась почти квадратной, а широкое полное лицо усиливало общее впечатление массивности. Грей легко мог представить этого человека на танке, с громадной сигарой, во главе идущей на столицу повстанческой армии.
– Пожалуйста, примите мои извинения, – сказал Лаки. – Здесь вам всегда рады. Какой позор, что этим мальчишкам позволено рыскать по всей стране, будто бродячим псам! – Он махнул в сторону коридора. – Мне хотелось бы лично засвидетельствовать свое почтение новому клиенту. Давайте пройдем ко мне в кабинет, выпьем виски. Гарантирую, вы сочтете такое времяпровождение более приятным.
Грей воспринял это скорее как приказ, чем как приглашение, хоть и не думал, что Лаки собирается немедленно сделать ему какую-нибудь пакость. Похоже, хозяин заведения говорил правду, утверждая, что служит деньгам, а не политическим идеям.
Лаки провел его скудно освещенным коридором мимо шести закрытых дверей через задрапированный занавесками проем в дальнем конце. Прямо перед ним начинался еще один коридор, он уходил вправо.
А за занавесками в просторном помещении звучал африканский джаз. В центре стояли роскошные кожаные диваны и кресла, слева вдоль стены тянулся бар с широким ассортиментом напитков. Возле дальней стены виднелась рулетка, у которой сейчас никого не было.
Двое мужчин, черный и белый, дружески пикировались у бара. Ошеломляюще красивая зимбабвийская девушка за стойкой взглянула на вошедших. Лаки поднял два пальца, и руки напоминающей газель красотки пришли в движение. Ей было явно не больше шестнадцати лет, и Лаки в глазах Грея пал еще ниже.
А тот провел американца к паре мягких кресел в центре помещения. Двое телохранителей заняли кресла в нескольких футах позади Лаки. Барменша принесла два бокала с виски, Лаки полез в карман костюма и достал две сигары. Грей отказался от предложения, а Лаки закурил. Грей вспомнил образ, возникший у него в голове, когда он только увидел этого здоровяка, и ухмыльнулся про себя. Затем осторожно осмотрелся: ни окон, не камер видеонаблюдения, ни дверей, помимо проема в стене за занавесками.