Ни видимых ран, ни повреждений, лишь горлом кровь, без остановки, пузырясь.
Звоню! Кричу – «Человек умирает!!!» И так, много, много раз.
А потом он затих. Нет, не умер – просто перестал хрипеть и стонать.
Человек поднял дрожащую руку и коснулся моего запястья. Паника изнутри меня вдруг ушла. Мой взгляд расфокусировался, так что все закружилось перед глазами, а потом я увидел нечто похожее на млечный путь. Только мириады звезд были не белыми, они лучились краснотой.
«Хо-но-та» – произнес красный млечный путь и пришел в движение. Бесчисленные звезды закружились мерцающей дымкой, и вдруг я увидел разворачивающиеся из образовавшегося тумана крылья.
«Хо-но-та» – услышал я еще раз, и видение исчезло. Лишь отголосок его – две сворачивающиеся спиралью красные вселенные – я видел в глубине глаз лежащего на земле человека.
«Хо-но-та» – проговорил сквозь кровь человек, и я ощутил, как моя кисть снова и снова ударяется обо что-то твердое. Его ослабевшая рука из раза в раз стучала моей кистью о его грудь.
«Рассекатель не позволит им…» – произнес человек из метро.
Красные вселенные в его глазах погасли, и странный человек умер.
И тотчас же где то недалеко раздался жутчайший вопль.
Теперь я знаю, метафора – «крик, от которого кровь в жилах стынет» – вовсе не ерунда, придуманная для красного словца. В мгновение прозвучавшего ужасного крика именно моя кровь превратилась в ледяное желе.
ГЛАВА 15,
раскрывающая капитана Петрова с новой стороны
– Владимир?
Небольшой ярко освещенный даже в столь поздний час аквариум: неугомонные гупешки, устроившие хоровод вокруг длинного зеленого куста водорослей, поднимающиеся кверху и щекочущие слух пузырьки воздуха, и где-то там, снаружи: «Владимир!?»
Вынырнув из крошечного подводного мирка, я ощущал сердцебиение и озноб. Прошло несколько секунд, прежде чем мой взгляд сфокусировался на хозяине кабинета.
– Да, господин капитан, – отозвался я и добавил уже с иронией, – или все же… товарищ?
Напротив меня за столом сидит огромный человек. Его лицо, как мне кажется, напряжено, а взгляд уже не пытается исподволь проникнуть в меня, он неприкрыто рвет мою волю на части.
Капитан полиции Петров проигнорировал мою насмешку и неторопливо, увесисто сказал:
– Мне хорошо известно, что вы, Владимир, скрыли часть фактов…
«Откуда же тебе такое известно», – думаю я.
Когда капитан говорит, его параллельные толстые губы по-прежнему почти не двигаются, и это все еще меня забавляет.
– …не все рассказали про необычные вещи, которые были у того парня, Алексея…
«Оба-на! Каков поворот, однако».
– …и это его ботинки. Вы думаете, я не заметил?
«Вы думаете, я попался?» – мне хочется ответить именно так, причем полностью подражая манере самого Петрова, только добавить побольше сарказма, но вместо этого я говорю:
– Нет.
– Я надеюсь, вы обратили внимание, что мы беседуем без записывающего устройства?
«Ого, заговорщические нотки в тоне капитана?»
– Да.
– Вы должны понять, Владимир, я на вашей стороне и пытаюсь помочь…
«О как!»
Я изо всех сил сдерживаю себя, чтобы не расхохотаться капитану в лицо, и все же насмешливой улыбки скрыть не могу.
– Бог с ними, с ботинками, – продолжает тем временем капитан, – по сути, это не столь важно, но то, что вы пытаетесь скрыть сейчас, чревато огромными непредсказуемыми последствиями для всех.
«Всех?»
Фразу про неких «всех» я уже слышал. Она меня зацепила, но так и осталась нераскрыта, и вот снова появляются те самые безликие «все».
– Всех!? – переспросил я, – это вы о ком, капитан?
Губы Петрова сомкнулись так плотно, что белыми полосами выделялись на его загорелом лице. Непродолжительную тишину разбавляли лишь пузырящиеся звуки аквариума да гудение светильников над головой.