Ведь главное – подать себя правильно, и в этом демократические государства всегда преуспевали. И не важно, что происходило на самом деле. Возвращаюсь к женскому вопросу. В Соединённых Штатах Америки ещё в середине девятнадцатого века мужья обладали полной юридической властью над своими женами и могли избивать или иным образом издеваться над ними, не опасаясь последствий. И тем не менее, или как раз поэтому в Штатах было самое ильное движение за права женщин или движение суффражисток. Суффражистка от английского слова suffrage – голосование. Вспоминаю примитивный американский фильм «Большие гонки», имевший большой успех в Советском Союзе. Там штатовская суффражистка показывает изумлённому политику заключённую в чулок ногу. Мол, смотрите, на что мы способны. В семидесятые годы прошлого века такая смелость казалась вычурной. Но в начале двадцатого века женская свобода выражалась в иных формах.

Так, супружескую власть, то есть полное подчинение жены мужу (в том числе в юридическом плане) отменили во Франции лишь в 1938 году. До 1946 года женщинам не дозволялось занимать судейские должности. И всё это время Франция называлась демократической страной, тогда как в тоталитарном Советском Союзе таких ограничений не было, и даже пост посла занимала госпожа-товарищ Коллонтай. Это к вопросу о границах термина «демократия». В определённом, но весьма ограниченном, смысле её было больше в тоталитарном сталинском СССР, нежели в многопартийной парламентской Франции. Однако, мы помним, главное ведь правильно подать себя, и в этом, конечно, европейские страны всегда преуспевали.

Но предоставить женщинам одинаковые права с мужчинами – это одно, а иметь об этом собственное мнение – другое. Про себя, не вслух, демократические политики долго не считали женщин равными себе. Прозрение начинается лишь после Первой мировой войны и закрепляется «великим» суждением французского социолога Робера Вердье, опровергшего любое гендерное различие при голосовании: в мае 1947 года в газете Le Populaire он показал, что женщины голосуют не одинаково, а разделяют себя, как и мужчины, в зависимости от социальных классов. Воистину великое открытие, надо же! Видимо, до этого многие видные деятели демократии искренне полагали, что женщина думает не головой, а другим местом.

Демократия с рабами

Что уж говорить тогда о другой униженной категории людей. Униженной даже в демократиях двадцатого века. Я имею в виду порабощённые народы. Ведь ведущие демократические нации пользовались беспредельными правами в своих колониальных империях. И там они творили, что хотели, ибо это являлось полем воздействия на нецивилизованные народы.

Мне могут ответить, мол, именно демократия прекратила работорговлю. Именно она упразднила рабство. Правильно, только давайте припомним, когда Авраам Линкольн отменил эту унижающую человеческое достоинство систему. Сразу, как занял высшую государственную должность. Ага, и войну как бы повёл за отмену рабства?

Не тут-то было. Он был противником расширения рабства на запад Америки, на новые штаты. А рабство отменил в разгар Гражданской войны, или войны за отделение, как её более правильно именуют во всём мире. Это стало вынужденной мерой: пришлось привлечь больше союзников благому делу, уж слишком плохо шли дела у северян на фронте. Пару сотен тысяч негров на фронте лишними не оказались. Да и на внешнеполитической арене эта мера помогла. Великобритания готовилась вмешаться, как же: такой удобный случай расквитаться с бывшими колониями. Но вот прокламация об освобождении рабов качнула британское общественное мнение (читай, тогдашние элиты, большая часть англичан ещё не имела право голоса) в другую сторону. И колесо фортуны крутнулось – северяне медленно, но верно стали побеждать.