Ну и бесовщина! А то ж. Чуть было и сам не схватил по голове – спасся лишь, единственно тем, что удалось пробудиться.

Что это?.. Похоже, действительность.

– Недужеешь? Хвор? Ась? – переспросил судовщик.

– Нет, здоров.

– Ой ли? – усомнился купец: – Выглядишь – как будто подмок, альбо схлопотал цем-то, без вины по башке.

– Аз??!

– Да, да. Кто ж ессё, – промолвил старшой, думая будить остальных.

– Правда? Пистоле… неуже… Вот как! – подивился гребец.

Васька, прикоснувшись ко лбу недоумённо похмыкал: «Так-таки – досталось? А что: может быть… Начальствам виднее», – промелькнуло в мозгу – и пока, чтобы не казаться больным тщетно вымучивал улыбку некто неотчетливо слышимый в глуби естества проговорил: «Не в радость тобе, Сокол промена мест!»

«Как бы то, судьба переехала телегою-от, с тем, как переехал на Русь; тяжко веселиться в зятьях!.. Ну и сон», – с горечью подумал пловец.

Вскоре приударили в весла, и затем, покосившаяся в сторону брега, к полночи (где все еще вис, кроя бисюкарню туман) утлая, уже без креста церковка Крестовского острова пропала в дали. Позже ее или разберут на дрова или же исчезнет со временем сама по себе, остров, на котором стояла нарекут по-иному, а пока что сие тронутое гнилью молитвище, мелькнуло у Васьки – памятник былой принадлежности отпавших на Свию, некогда русийских земель.

Двигаясь полуденным брегом проминовали Каменный, затем, по дуге, петлями – Березовый остров, по старинке – Фомин, и, обойдя оконечность, затруднившую ход множеством придонных камней выгребли в Большую Неву. Сзади, осветляемый солнцем воскурился дымок, выдав деревеньку Вигору, справа, за двором Одинцовых, коло самой воды взвиделся кирпичный завод.

Мгу сдуло. Ветряки на мысу – мельницы Березова острова, отметил старшой стали на глазах оживать.

Судно, развернувшись пошло вдоль правобережья на всход.

«Ветрено!.. Не так, чтобы очень, но-таки порядком свежит. Море-окиян, да и только. Ну и широта! О-го-го. – Вершин, передернув плечами походя поправил сползавший на затылок треух, мельком оглядел окоем. – Даже то и в шапке не жарко, – шевельнулось в мозгу. – Прямо хоть влезай в кожуха».

Стерпится… Надеть, не надеть? Можно бы… А где он, кожух?? Но, да и в шерстянке, с дырою (как бы то еще не с двумя), вздетой на исподнюю срачицу не будет знобить, ежели идти напрямик противу такой течей. Лихо, – поплевав на ладони усмехнулся гребец.

Жив дом под соколом! А все-таки жаль, что не удержал островлянина… И днесь, поутру можно было поговорить. Дрых. Проспал. То и поплатился, вдвойне: ровно ничего не спознав, как бы то и сам заодно с Палкой, сонным, али как там сказать… с призраком… побит пистолетиною. Верно, Степан; правильно подметил, старшой. Точно подсмотрел!.. молодец, – чуточку задумался Вершин, пропуская гребок. – Брат, брат… Проехали. Вон там Калганица. В миле от градских пристаней. Вот бы заглянуть на денек. Впрочем, не последний проезд – свидимся когда-нибудь, Палка!..»

– Спишь, Востробород? шевелись! – рявкнул, на корме судовщик. – Выбралися в новой фалватир.

Васька встрепенулся.

Ого: Враловщина! Как не узнать?

Далее, припомнилось Вершину – Подгорье, Песок, или же, что то же – Пески:

Спас Преображение, церковь (с некоторых мест заколочена), Богдановский двор, Есипова-от – развалюха, памятник забытых времен, выше по реке, за погостом – смоляные амбары. Пригород. Вернее сказать окологородье; ну да – штад, как таковой расположен у правобережья Невы, то есть на другой стороне… Близко виловатой сосны, у переправы на Охту, коли то еще не ссекли оную по старости лет, некогда стоял кабачок, – проволоклось на уме. – «Ясти приходил, на уху. Прочее – лишь кое-когда… незачем», – подумал гребец.