Вновь предоставим слово Н. Верту: «ЦКК предприняла всеобщую проверку и чистку рядов партии, которая за несколько месяцев привела к исключению 170 тыс. большевиков (11 % партсостава), причем треть из них – с формулировкой «за политическую оппозицию линии партии». В течение лета 1929 года против Бухарина и его сторонников развернулась редкая по своей силе кампания в печати… На ноябрьском пленуме ЦК полностью дискредитированная оппозиция подвергла себя публичной самокритике. Бухарин был исключен из Политбюро».
Как оппозиционеры из партии было исключено около 4 % партсостава. Кем же были остальные 7 %? В большинстве – запятнавшие себя недостойным поведением, стремившиеся к личным выгодам, все те, кто проник в партию ради привилегий. (Такие партприспособленцы со времен Хрущева стали все активнее проникать в руководящие органы и в конце концов привели социалистическую систему к развалу.)
Чистка укрепила не только единство партии, но и ее авторитет в народе. Какие бы блага в случае возвращения к НЭПу ни сулил Бухарин, большинство партийцев отвергли его предложения. Было ясно: от НЭПа выгадают только тайные миллионеры, спекулянты, торговцы, кулаки. В результате могли резко обостриться социальные противоречия, начаться бунты, забастовки, грабежи и даже новая гражданская война.
Как пишет Д. Боффа: «Мощным стимулом для множества людей служила мысль о том, что за короткий срок, ценой изнурительно тяжелых усилий можно создать лучшее, то есть социалистическое будущее… В то время, когда в остальном мире свирепствовал кризис, молодежь и рабочие России, – как заметил один английский банкир, – жили надеждой, которой, к сожалению, так недостает сегодня в капиталистических странах». Подобные коллективные чувства не рождаются путем стихийного размножения. Несомненно, суметь вызвать и поддержать волну энтузиазма и доверия само по себе немалая заслуга; и эта заслуга принадлежала партии и сталинскому течению, которое отныне полностью руководило ею. Нельзя отказать в обоснованности рассуждению Сталина, когда он в июне 1930 года на ХVI съезде ВКП(б) заявил, по сути дела выдавая свою сокровенную мысль, что, не будь идеи «социализма в одной стране», не был бы возможен и этот порыв».
Действительно, промышленность и народное хозяйство в СССР последовательно укреплялись и набирали темпы, а в ведущих капиталистических странах наблюдалось падение производства или, в лучшем случае, застой. Положение трудящихся там было отнюдь не такое прекрасное, как полагают сейчас те, кто основывается на данных второй половины XX века. Примером для трудящихся всего мира в 30-е годы богатая, нажившаяся на Первой мировой войне Америка (пережившая страшный кризис и впавшая в Депрессию) могла служить в меньшей степени, чем полунищая Россия (СССР), набирающая темпы социалистического строительства. Не случайно поддерживали политику Сталина такие разные люди (все трое – крупнейшие писатели XX века): М. Булгаков, М. Шолохов, А. Платонов. Они понимали, что у советского (русского) народа в той исторической ситуации это был единственно возможный способ сохранить свою страну и культуру. Нечто подобное сознавали и почти все крупнейшие деятели культуры буржуазных государств.
Оппозиция была лишена опоры как на партийные массы, так и на трудящихся. Крестьяне если и были недовольны (в разной степени, вплоть до лютой ненависти) советской властью, то оставались не организованными. Им приходилось вести тяжелейшую борьбу за выживание; разбираться в политических проблемах было некогда, да и непривычно.
Когда в 1929 году начались активное колхозное строительство и наступление на кулака, отпор был очень сильный. Зажиточных крестьян поддерживали их родственники, подельники. Считалось, что в стране имелось около миллиона кулацких семей (примерно 5 млн человек), но вместе с сочувствующими это уже было не менее 15–20 млн человек. Да и остальные крестьяне, за исключением немногих (главным образом из числа молодежи), были настроены по отношению к колхозам по меньшей мере настороженно, стараясь все лучшее оставлять в личном владении.