– Это следует отнести к их плохой памяти: нет такого учебника истории, где не говорилось бы о генерале и президенте Штатов – Улиссе Гранте.

Кто-то на платформе вздохнул так громко, что было слышно в купе Гопкинса. Над толпою пронесся смешок.

– Если бы вы знали, мистер президент, сколько из стоящих здесь ребят забыли, каким концом карандаша следует водить по бумаге. – Толпа подтвердила эти слова одобрительным гулом. – Нам был очень интересен и полезен ваш рассказ, мистер президент. – Макарчеру почудилось в тоне оратора злая ирония. Генерал с трудом заставлял себя, не двигаясь, сидеть в кресле. – Отныне мы будем гордиться тем, что живем в местах, где сражался такой американец, как Грант. Тут проливали кровь наши предки за честь и свободу Штатов, за конституцию Вашингтона и Линкольна, за лучшее будущее для своих детей и для детей своих врагов – южан.

– Это вы очень хорошо сказали, мой дорогой друг, – послышался одобрительный голос Рузвельта. – Очень хорошо! Именно так оно и было: кровь солдат Гранта лилась за счастье не только для Севера, но и для Юга. За счастье всех американцев, без различия их происхождения и цвета кожи. Это была великая битва за дело демократии и прогресса.

Рузвельт умолк, очевидно вызывая оратора на продолжение речи.

– Мы хотим вам верить, мистер президент, как, вероятно, верили солдаты Гранту, что дерутся за свою свободу и свободу братьев негров, за дело демократии и прогресса. Но…

– Зачем он дает говорить этому нахалу? – возмущенным шепотом спросил Макарчер. – «Мы хотим вам верить»! Если хозяин не одернет его, я сам…

– Сидите смирно, Дуглас! – спокойно отрезал Гопкинс. – Хозяин знает, что делает.

Оратор на платформе продолжал:

– …но нам хочется знать, почему дети этих героев и мы, дети их детей, не имеем теперь ни демократии, ни хоть какого-нибудь прогресса в нашей жизни?

– Разве мы не имеем всего, что гарантировала нам конституция? – спросил Рузвельт.

– О ком вы говорите, мистер президент, – о вас или о нас?

– Разве не все мы, сыны своей страны, равны перед конституцией и Богом? – спросил Рузвельт.

Теперь голос оратора, отвечавшего ему, прозвучал почти нескрываемой насмешкой:

– Нам хотелось бы, мистер президент, рассудить свои дела без участия Бога.

– Вы атеист?

Последовал твердый ответ:

– Да, сэр.

– Думаете ли вы, что это хорошо?

– Да, сэр.

– И не боитесь, что когда-нибудь раскаетесь в своем неверии?

– Нет, сэр.

– Быть может… на смертном одре?

– Нет, сэр.

– Уж не солдат ли вы… судя по ответам? – весело спросил Рузвельт с очевидным намерением переменить тему.

– Солдат, сэр.

– Быть может, даже ветеран войны в Европе?

– Даже двух войн в Европе, сэр, – весело, в тон президенту ответил его собеседник.

– Была только одна мировая война.

– Ее назвали мировой потому, что в ней участвовало несколько государств Европы и Америки?

– Разумеется.

– Так не является ли мировой войной и та война, что идет сейчас в Испании при участии людей со всех концов мира?..

Макарчер негромко свистнул:

– Так вот он из каких!

Между тем Рузвельт недовольно сказал:

– Соединенные Штаты в этой войне не участвуют.

– Когда я воевал в Испании, мне казалось другое.

– Вот как?.. А в чем же вы видели участие Штатов?

– В американском пособничестве Франко.

– Я вас не понимаю, друг мой! – драматически воскликнул Рузвельт.

– А между тем это так просто, мистер президент. Разве не правительство США наложило эмбарго на вывоз оружия в республиканскую Испанию?

– Было бы несправедливо давать оружие республиканцам и не давать националистам.

– Какой же Франко националист? Он просто изменник и мятежник, сэр.

– Готов с вами согласиться, – мягко сказал Рузвельт, – и от души сожалею, что вы потерпели неудачу в борьбе против него.