Но фашист Грунька, как называл Агриппину Капитоновну Петрович, только махнула на него рукой. Я посмотрела на мужичка.
На Петровича жалко было смотреть, его действительно как-то потряхивало. Я подошла к столу и налила в стакан какой-то мутно- белой жидкости. Почему ее? Да потому, что на столе кроме бутылок с этой странной жидкостью ничего и не было. Увидев это, Грунька мигом пересекла комнату, взяла у меня стакан и больше половина вылила в другой. Дальше и мне досталось, старушка набросилась на меня:
– — Куда же так много, Женек? Он же после этого стакана свалится прям под свои кривые лавки. Это же самогон Симинихи! С одной рюмки улететь можно, а ты ему стакан целый! Ему лавки сделать надо, а то напьется, на чем народ сидеть будет?
Через пару часов пришли люди, некоторые знакомые, некоторые нет. Выражали мне свои соболезнования, садились за стол выпивали этого самого самогона, при этом заедая странной рисовой кашей с изюмом. Я окинула взглядом стол. Там были блины и салаты, картошка с курицей, какие-то соленья. Я посидела немного за столом. Попробовав кашу с изюмом, я скривилась и передернулась. Она оказалась пресная. Старушка, сидевшая рядом, видно заметив мою реакцию, пальцем показав на кашу пояснила:
– — Это кутья, ее так и варят. Так принято на поминках. А эту гадость не пей. На лучше курочки поешь и компотом запей. – Старушка подвинула ко мне тарелку.
Клавдия, не знаю ее отчества, стала объяснять мне еще что- то, но я извинившись вышла из- за стола. Прошла в свою комнату и села на кровать. Мысли о маме тут же вернулись. Я сидела и плакала, мне было жаль себя. И вдруг мои мыли опять прервали. Наверное, это никогда не закончится. Я услышала, что за столом уже распевали песни:
– — Поедееем красооотка катаааааться … – голосили за столом.
– — Ты не прав, Михалыч! – - кто-то спорил.
– — -А Лилька красавицей была! Земля ей пухом. Давайте помянем! – - кто-то поминал маму.
За столом похоже было весело. Боже! Как я хотела, чтобы все исчезли из моего дома. Хотела наконец то остаться одна.
У меня от всего этого дико разболелась голова, я встала с кровати и пошла на кухню, чтобы принять лекарство. На кухне была Клавдия, она мыла посуду.
Увидев меня, Клавдия сочувственно посмотрела и сказала:
– — Девонька, потерпи еще чуток и скоро все разойдутся. Я от них это пойло спрятала! Ты не переживай, я посуду перемою и все уберу. И еще один совет, ты не слушай Груньку. Она змеюка еще та. Своей выгоды не упустит. А внучок ейный, тот еще котяра, ты поосторожней. Ладушки? Если че понадобится, я в соседнем доме. В 59 квартире.
Я с благодарностью посмотрела на Клавдию и извиняющим тоном спросила:
– — Простите, а как вас по отчеству? А то не удобно как-то.
– — Да зови просто, баба Клава. Я живу одна, дети с внуками живут далеко и приезжают редко. Будет совсем худо, приходи.
Я кивнула и пошла в свою комнату. Легла на кровать и, наверное, уснула. Меня разбудила сирена, то ли пожарная, то ли полицейская. За окном темно. Голова прошла, я встала и прислушалась, в доме было тихо. Наконец то я осталась одна.
Зашла в комнату, где днем проходили поминки, все на своих местах. Ведь очень многое пришлось вытащить из комнаты, чтобы поставить почти прямые лавки Перовича и огромный стол. Баба Клава действительно все убрала, как и говорила. Не осталось и следа. Я мысленно поблагодарила старушку.
Вокруг стояла тишина, угнетающая, давящая тишина. Я поставила чайник, из шкафчика достала заварку и насыпала в заварной чайник, пакетированный чай нам не нравился. Мы с мамой любили устраивать чаепитие по вечерам, она всегда пекла разные вкусняшки, которые я с удовольствием уплетала.