Император всего лишь отстранил от должности московского обер-полицмейстера полковника Власовского за беспорядки в Москве и отбыл с супругой в Нижний Новгород открывать Всероссийскую ярмарку. Затем уехал в Вену, оттуда в Берлин в гости к кузену Вильгельму, где в Бреслау они вместе с Вильгельмом провели смотр и парад германских войск. Уже в конце августа царская чета посетила Копенгаген, побывав в гостях у деда со стороны матери, датского короля Христиана IX. А в начале сентября император с императрицей прибыли в Лондон в гости к королеве Виктории. Из Лондона их путь лежал в Шербург, где Николая II ждал французский президент. Три недели, проведенные во Франции, окончательно выветрили из памяти Николая II ходынскую трагедию. И только в середине октября Николай II с супругой прибыли в Петербург.

Спустя два месяца Плеве встретился с императором в Малахитовом зале Зимнего дворца, где царская семья наряжала новогоднюю елку.

Пожимая Плеве руку, Николай сказал: «Дай бог, чтобы и следующий, 1897 год, был таким же благополучным, как и этот».

Заканчивая свой рабочий день в 14 часов, Николай II по обыкновению открыл и просмотрел ящики стола. Все они были без документов. И только в самом нижнем из глубины ящика виднелся уголок какой-то бумаги. Николай достал ее больше из любопытства, чем из необходимости. Это было письмо графа Льва Толстого, переданное ему великим князем Николаем Михайловичем.

Николай сразу вспомнил его, скорее по странному обращению. Граф Толстой начинал письмо словами: «Любезный брат!..». Николая II тогда ошеломило такое обращение, однако письмо он прочитал до конца, хотя и не следовало бы.

Граф Толстой убеждал его в бессмыслии самодержавия и советовал передать все помещичьи земли крестьянам, уповая на то, что в противном случае в России случится взрыв народного негодования.

Когда он показал это письмо императрице Александре Федоровне, та удивленно вскинула вверх белесые брови и ахнула. Ей не верилось, что кумир многих придворных дам, граф Толстой, мог так поступить. Она была против отречения графа Толстого от церкви, однако Победоносцев уговорил императора проучить писателя, а заодно и приструнить тех, кто разделял его взгляды.

Теперь, вспоминая это, Николай II пришел к мысли, что он не ошибся, когда год назад взял под свое негласное покровительство «Союз русского народа», который газетчики почему-то называли «черной сотней».

…Летом 1903 года во время одного из балов императрица подвела к нему и представила фон Краммера, члена Государственного Совета, прибалтийского помещика, назвав его своим соотечественником.

Вскоре Краммер стал частым гостем императрицы и ее окружения.

Через месяц фон Краммер познакомил императрицу, а она императора с неизвестным никому при Дворе Дубровиным, председателем «Союза русского народа», который сразу пришелся Николаю по душе.

Правда, когда в Гомеле «черная сотня» Дубровина устроила массовые побоища митингующих и премьер Витте распорядился провести расследование, все тот же фон Краммер убедил Николая II не быть чрезмерно строгим к «черносотенцам», заявив, что они – его надежная опора. И Николай II тогда дал слово Краммеру, исправить приговор суда, если такой состоится… И попросил его передать это Дубровину лично.

Витте посоветовал держаться в тени от «Союза русского народа».

Николай II согласился.

На какое-то время даже разговоры придворных о «черной сотне» были запрещены.

Однако на одном из званых обедов в Зимнем супруга премьера Витте ненароком сказала, что Рачковскому на содержание типографии господина Дубровина выдано 75 тысяч рублей…