– Не спеши с выводами, Борис Николаевич. Под этой бумагой имеется другая, более интересная… для тебя.

Ельцин тут же вернулся к папке – и зашелестел бумагами. Не меньше минуты взгляд его сосредоточенно работал с текстом: заслуживающий внимания материал российский лидер переваривал традиционно медленно и основательно. Наконец, глаза Бориса Николаевича вернулись на лицо Горбачёва.

– Ну, я – в курсе этих дел. Но я полагал, что всё это – маниловские прожекты, которым несть числа.

– Ошибаешься, Борис Николаевич. Накануне отлёта в Форос я должен буду встретиться с «активом».

Михаил Сергеевич выразительно покосил глазом на лист, последний по времени знакомства с собой.

– И не своей инициативе: «дожали». Эти деятели требуют от меня немедленного введения ЧП. Настрой у них – самый решительный… на то, чтобы заставить решиться и меня. То есть, если решусь я – решатся и они. На всё решатся.

– Ты это – серьёзно? – впервые за время контакта дрогнул голосом Ельцин.

– Более чем.

Следом за голосом дрогнула и рука Бориса Николаевича. Будучи не в силах справиться с дрожью, она, «как есть», враскосяк пробежалась по плохо выбритому подбородку: Ельцин так спешил на встречу, что «прошёлся лишь по верхам».

– И на что они могут решиться?

– Хороший вопрос, – усмехнулся Горбачёв. – Применительно к тебе – на всё. Я, правда, знаком лишь с черновиком их планов – но и этого хватает, чтобы понять, насколько всё серьёзно. Решение твоей судьбы – в таких пределах: от изоляции до ликвидации.

– Блеф! – махнул рукой Ельцин, но рука его дрожала совсем не «в унисон» легкомысленному заявлению.

– Отнюдь.

Горбачёв парировал на удивление спокойно и даже интеллигентно (Раиса Максимовна научила).

– Люди Крючкова проработали эту операцию в деталях.

– Ну, тогда не страшно.

На изрезанном красными прожилками лице Ельцина проступила улыбка облегчения. Легкомысленное отношение визави к информации «о самом себе» насторожила Горбачёва. Действия «людей Крючкова» почему-то не устрашили российского президента, хотя должны были: ведь не о чужом дяде – разговор! Что бы это могло значить?

Понимая, что с Ельциным всегда надо держать ухо востро, так как у этого человека звериное чутьё опасности, Михаил Сергеевич, всё же, решил проверить сомнения: а вдруг?

– У меня на днях состоялся разговор с Назарбаевым. Мы с ним оба сошлись во мнении о том, что Крючкова следует освободить от обязанностей Председателя КГБ.

Изменяя себе, Горбачёв шёл напролом. Он ждал энергичных возражений, но Ельцин лишь молча приподнял бровь. Пришлось Михаилу Сергеевичу опять взяться за слово.

– Крючков – один из вождей ГКЧП. Я бы даже сказал – его движущая сила. Именно он подталкивает всю эту гоп-компанию к решительным действиям. Именно его люди отрабатывают план операции.

– Я всегда полагал его твоим человеком, Михаил Сергеевич, – воспользовавшись оставленной Горбачёвым паузой, мрачно усмехнулся Ельцин. Но Горбачёв вновь «не полез в бутылку».

– Так и было. До поры, до времени. Но сейчас Крючков вышел из-под контроля – и стал опасен.

– Накручиваешь, Михаил Сергеевич, – лениво-небрежно отмахнулся Ельцин. – Крючков – не политик: он – всего лишь технарь, исполнитель. Да и нет такой, уж, большой необходимости «шуметь» с его отстранением. Подпишем новый Договор – и Крючкова не станет «без шума и пыли».

– Ошибаешься, Борис Николаевич.

Горбачёв медленно – «в воспитательных целях» для визави – покрутил головой из стороны в сторону.

– Забыл статью двадцать шестую проекта Союзного договора – о преемственности высших органов Союза?

Михаил Сергеевич раскрыл папку с заранее приготовленной шпаргалкой.