Горислава быстро кивнула.

– Что же ты говоришь такое, окаянный! – зашипела из угла ее мать. – Мало того, что ереси их учишь, так еще и думать как они велишь!

– Ждана! – нахмурившись сказал учитель, зыркнув на жену.

– Что?! – взвилась та. – Я детей люблю не меньше твоего, а ты их портишь! А если узнают – что делать будем? И как им пригодятся эти знания? Галльская грамматика поможет им белье стирать? Или ребенка укачивать?

– Ждана! – прикрикнул Козарин, – сиди да тки, раз взялась, а в мои дела не лезь!

Она отвернулась к ткацкому станку и обиженно задвигала челноком. Козарин расстроено вздохнул, вернул дочери тетрадь и кивнул ей.

– Горюшка, стихотворение расскажи, которое я задавал.

Девушка нараспев стала читать. Полились из ее уст мягкие гладкие, точно галька, обкатанная морем, звуки. Она с видимым удовольствием грассировала «р» и лепила одну римфу к другой. Черты лица отца разгладились.

– Умница, – покивал он, – Яруша, теперь ты!

Яролика, чуть нахмурив брови, сосредоточилась и начала читать. Козарин внимательно слушал. Девушка читала хорошо, хотя и не так идеально, как ее подруга. В отличие от Гориславы грассировать «р» у нее получалось не всегда, поэтому иногда правильная галльская речь смазывалась акцентом. Однако постепенно она увлеклась стихотворением, и ошибки в речи практически сгладились.

– Замечательно, настоящие галлки! – улыбнулся учитель, – на сегодня отложим этот язык. К следующему уроку выучите вот это стихотворение, – он ткнул пальцем в страницу в книге. – Автор тот же, так что рассказывать о нем не буду – вы уже все знаете. Перейдем к скандинавскому. Сегодня будем читать Сагу о Вельсунгах, которая оказала влияние не только на литературу викингов, но и послужила источником вдохновения для нескольких удивительных произведений галльской поэзии, – сказал Козарин, пододвигая к ним другую книгу в красивой красной сафьяновой обложке, страницы которой были испещрены рунами.

Глаза Яролики засветились от любопытства и интереса, она даже затаила дыхание, пробегая глазами сложную руническую вязь языка скандинавов. Однако взяться за чтение им не удалось. В сенях послышался топот, и через мгновенье в комнату влетел мальчишка лет десяти с волосами пшеничного оттенка и редкими веснушками на лице.

– Папа, там священник! – испуганно затараторил он. – К нам идет, важный такой! С цепью на груди, и крест такой! – он взмахнул руками, обозначая размер. – Я его не знаю, одет богато, приезжий! Мы с Радко играли у их двора, а он мимо проходил и спрашивал у мельничихи, где дом учителя. Он по улице пошел, а я огородами напрямую – и опередил!

– Доигрался! – зашипела Ждана, вскочив, и стала зажигать огонь в лампаде перед иконой.

– Тихо! – учитель тоже поднялся на ноги, сгреб книги со стола и свалил их в сундук. – Девочки! Спрячьте тетради под половицей у печи. Горислава – к прялке! Яролика, с ней на скамью сядь! Сынок, молодец, что предупредил, беги на двор, играй и встреть попа полюбезнее.

Все засуетились, исполняя приказания мужчины, сам он взял баклушу, уселся обратно за стол и как ни в чем не бывало стал вырезать из нее ложку. Испуганные же девушки собрали тетради. Яролика обернула их чистой тряпицей, в которой носила их на уроки. Горислава быстро подняла половицу, и подруги сунули туда тетради, поверх тайника надвинули циновку, скрывая его от глаз, а сами бросились на скамью.

– Чернила, чернила сотри, – зашипела Яролика, – вот, на пальце. У меня нет? – она подняла руки, оглядывая их со всех сторон. – И давай… шепчи мне что-нибудь… Ленты! Ленты мне папа привез, я буду рассказывать про них. Если вдруг спросит. Две красные, две синие, атласные.