– Хочу, – Минди похлопала ресницами так, как ее учили кузины. Вот бы еще научиться выражение лица делать такое же, по-овечьи обреченное.

– Но это невозможно!

Ну вот. Договорилась. Ничего еще не сказала, а уже выгоняют. Конечно, оно с самого начала было понятно, что ее выгонят, однако же…

– Послушайте, если все останется так, как сейчас, ваша мастерская умрет. Вы ведь, верно, удивляетесь, отчего никто не спешит к вам?

– И отчего?

Смеется? Ну и пускай. Минди не привыкать, что над ней смеются. Зато папенька ее любит!

– Оттого, что вы вампир. У вас клыки и все такое… и кровь вы пьете.

– Ну да, пью, – странным тоном ответил он. – Если это все, то будьте так любезны оставить меня в покое.

– Не буду.

Кузины говорили, что у Минди нет манер. Ну и пускай, зато благодаря папеньке и закону о собственности у нее есть двадцать тысяч фунтов годового дохода и доля в серебряных рудниках. И верно папенька говорил: с такими деньжищами манеры – не аргумент.

И Минди заговорила так, как обычно разговаривала с управляющим.

– Во-первых, вы принимаете заказы в то время, когда большинство ваших клиентов уже спит. Во-вторых, дислокация мастерской крайне неудачна. Кому и что здесь может быть нужно? Часы починить? Кухонную плиту? Газовый рожок? Это не ваша специальность.

– А вы и мою специальность успели заметить?

– В-третьих, ваше рекламное объявление излишне скромно и расплывчато. В-четвертых, следует написать письма людям, которые могут заинтересоваться…

– Хватит!

– В-пятых, я могла бы взять это на себя. Корреспонденция. Прием заказов. Бухгалтерия. О нет, ничего не говорите, это ничуть не сложнее домоводства. Между прочим, папенька всегда давал мне на проверку свои бухгалтерские книги и ни разу я не…

Он вскинул ладони, не то умоляя замолчать, не то сдаваясь на милость. В обоих случаях, выслушать стоило. На всякий случай, запоздало вспомнив один из полученных уроков, Минди потупила взор и сложила руки так, как в книжке нарисовано было.

Поза оказалась не только глупой, но и неудобной.

– Я не могу позволить себе секретаря, – очень мягко сказал Дориан.

А Дориан – хорошее имя, не мягкое, и не твердое, в самый раз. И папеньке он бы приглянулся.

Папенька любит тех, кто своим умом жить собирается.

– А я не собираюсь наниматься в секретари. Я хочу быть вашим компаньоном. Я хочу работать. Я хочу учиться. Пожалуйста!

Молчит. Небось, подбирает вежливые словечки, чтобы выставить ее за дверь со всем политесом. Здесь они все такие. Лживые. Говорят одно, в глазки заглядывают, стишки читают да в любви клянутся. Но стоит захотеть чуть иного, чем им правильным кажется, так сразу и любви конец приходит.

– Я… я готова вложить в мастерскую… сто фунтов. Двести. Триста. Столько, сколько скажете! – Минди закусила губу, чтобы не расплакаться.

– Зачем вам это?

Зачем? Да Минди тысячу и один раз задавали этот вопрос. И ответ она заучила наизусть:

– Потому что я имею право.

Снова молчание. Взгляд, под которым бы съежится и не дышать. Точно так же смотрела на Минди мисс Сюзанна. Правда, глаза у нее были совсем даже не красные, а серые, обыкновенные, но выражение лица один в один.

– Вы ведь женщина.

Ну конечно, она женщина! Господь всеблагой, дай сил на этих идиотов! И терпения. И сдержанности тоже, а если еще останется, то немного манер, за которыми тут все так убиваются.

– А вы считаете, что женщина по природе своей не в состоянии сравняться с мужчиной? – Минди сделала шаг, подняв веер, словно шпагу. – Что умственная деятельность для женщины крайне вредна? Что она способна вызвать Uterus pendulans[3]? Как там было у Платона? У женщин та их часть, что именуется маткой, есть не что иное, как поселившийся внутри них зверь, исполненный детородного вожделения, когда зверь этот в поре, а ему долго нет случая зачать, он приходит в бешенство, блуждает по всему телу, стесняет дыхательные пути и не даёт женщине вздохнуть, доводя её до последней крайности и до всевозможных недугов