– Возможно, дело было не в том, чем они были, а в том, кем они были. Ты думал об этом?

Ему понадобилась секунда, чтобы понять, что она имела в виду.

– Да, я подумал о возможности того, что это преступление на почве ненависти, что он напал на Ротам за то, что это Ротам, но это не соответствует его характеру и послужному списку. Раньше он работал вместе с Ротамом без единой ноты презрения. Он даже помогал координировать совместные действия во время Великой войны против Полярцев, чтобы помочь Ротаму. Так что это поверхностное объяснение мне ничего не дает. Конечно же, не о том, почему он нацелился именно на эти корабли и не о том, почему сейчас. А как же все эти разговоры об «добре Империи»? Здесь не хватает деталей.

– Может быть, он хотел начать войну. Что бы это ни было, его рассуждения были явно несостоятельны, и, нравится ему это или нет, он виновен.

Именно из-за такого упрямства Кельвин ненавидел обсуждать расследования с персоналом за пределами крыла разведки. Завсегдатаи не задумывались о том, что можно увидеть сразу, и склонялись к первому, неглубокому объяснению, которое дошло до конца… но их теория казалась ему неверной. Рейден не был расистом по отношению к пришельцам, который хотел начать войну. Как он мог извлечь выгоду из того, что он был им? Конечно, недостаточно, чтобы умереть за это. Кельвин также задавался вопросом, почему Рейден не пытался объяснить свои действия, кроме как сказать, что они были на благо Империи. Его неспособность тщательно объяснить подразумевала для Кельвина, что Рейден хотел, чтобы поверхностные объяснения остались в силе. Но почему?

Следующие два часа были проведены в компании адмирала Харков и ее соратников по командованию. Они пошли в элегантный ресторан и заказали дорогое блюдо, за которое заплатило правительство. Они ели как можно медленнее и обсуждали все – от суда до местной политики. Кельвин мало что знал о системе Праксис, поэтому он позволил остальным доминировать в разговоре. Он воспользовался этой возможностью, чтобы узнать о своем окружении, так как находился здесь в отпуске в течение следующего месяца.

Он мало что отличал от типичной колонии, за пределами географии. Первичная станция вращалась по орбите единственной обитаемой планеты, типичной средне-синей, а экономика зависела от технологий обработки и открытий полезных ископаемых. Она была меньше, чем большинство Императорских систем с всего пятью миллиардами человек, но в ней было много транспорта и она держала в резерве непропорционально большие силы обороны из-за своей близости к Демилитаризованной зоне – границе Ротама.

Система, принадлежащая дивизии Пятого флота, имела юрисдикцию над десятками сторожевых кораблей, несколькими фрегатами и восемнадцатью истребительными дивизиями, но переворот был линкором под названием Харбингер. Местные жители хвастались этим ужасом, как будто это была легенда, и разгорелись небольшие дебаты о том, подходит ли он флагману Пятого флота – Андромеде. Большинство за столом Кельвина верили, что это не так, вероятно, в знак уважения к вице-адмиралу Харков, сидящей с ними.

Как только разговор перешел к местным выборам и политическим партиям, Кельвину стало скучно, и он позволил своему разуму блуждать. Выборы в империи предназначались только для местных властей и означали не более чем конкурсы на популярность между Большими домами за статус и престиж. Много шума и суеты – вопрос в том, кто управлял администрацией больше, чем то, что делала администрация. Все местные лидеры должны были подчиняться указам короля и его королевских магистратов, поэтому, за некоторыми исключениями, такими как законы об азартных играх и браке, Империя была везде одинаковой.