Поставив корзинки с ягодами в холодильник, Саша поднялся в мансарду и снова подошел к восточному окну. За три часа ничего не изменилось: заброшенный дом был, как всегда тих и безмолвен, а белый джип с пузатыми боками, похожий сверху на гигантский гриб-дождевик, прорастал среди буйной зелени на прежнем месте. Саша взглянул на часы, зевнул и, не раздеваясь, лег на старую пружинистую кушетку, стоявшую возле окна.

***

Ровно в полдень по всему дому начался перезвон. Сначала тонкими мелодичными колокольчиками зазвенели каминные часы в обсерватории, потом тяжёлым басом ухнули на первом этаже напольные часы Муромской, следом за ними прокурено захрипел старый будильник в западной комнате мансарды, и, наконец, невидимым молоточком-метрономом размеренно застучал мобильный телефон, лежащий на подоконнике. Открыв глаза, Саша с минуту неподвижно лежал, глядя в потолок, потом встал, закурил и подошел к окну. Впервые за десять лет соседний дом изменил свой уныло-заброшенный вид. Распахнутые настежь входные двери, чисто вымытые окна второго этажа и полукруглое чердачное окошко, казалось, приглашали зайти в гости, и, даже остававшиеся всё ещё наглухо задраенными тяжелыми ставнями, нижние окна не могли испортить этой картины гостеприимства. Однако никаких людей возле дома по-прежнему не было ни видно, ни слышно. Саша стал внимательно рассматривать буйную растительность соседского участка и вскоре на декоративном горбатом мостике через ручей заметил неподвижно замершую женскую фигуру. Зеленый спортивный костюм делал незнакомку почти незаметной на фоне вишенника, и только медно-огненные волосы ослепительно блестели на ярком полуденном солнце. Облокотившись на кованые перила и наклонив голову так, что её лица не было видно, женщина смотрела на бегущую под мостик воду. Простояв абсолютно неподвижно минут пять, она неожиданно резко развернулась и скрылась в густых зарослях «вишневого острова». Так когда-то называла дальнюю, отрезанную ручьем часть своего участка Ольга Константиновна Муромская.

– Кто это? – раздался у Саши за спиной глухой, как из бочки, голос.

Саша вздрогнул, но не обернулся.

– Не знаю, – с напускным безразличием ответил он.– Сегодня ночью приехала.

Гость облокотился на подоконник рядом с Сашей. Это был высокий атлет лет сорока с открытым добродушным лицом, в майке-обрезухе и пестрых спортивных штанах. На левой руке его, между запястьем и локтем, мчалась на распущенных украшенных крестами парусах синяя колумбовская каравелла.

Со стороны вишневого острова раздался сначала противный металлический скрип, а потом громкий хлопок.

– Что это? – спросил атлет, тщетно пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в непролазных дебрях одичавшего вишенника.

– Калитка, которая выходит прямо в лес. Ее ещё дядя Толя для Муромской сделал, чтобы ей на прогулку ходить удобней было.

– А ты чего себе такую калитку не сделаешь?

Саша промолчал, и гость стал так тщательно рассматривать соседский дом, будто увидел его впервые. Потом он переключил внимание на пузатый трёхдверный джип, по-прежнему упиравшийся в клумбу.

– Дом ещё хороший, а вот машина у твоей новой соседки какая-то неприличная, – резюмировал он.

– А почему ты решил, что это новая соседка? Может, это прислуга Линдэ приехала дом проведать и проветрить.

– Может…

Вдалеке опять заскрипела и хлопнула калитка. Мужчины, как по команде, повернули головы к вишеннику. Через минуту на мостике появилась незнакомка и легкой трусцой побежала по дорожке, ведущей от ручья к дому. Огненные волосы, собранные на затылке в конский хвост, весело подпрыгивали в такт её ровному бегу. Около открытой веранды женщина остановилась и, видимо, почувствовав, что за ней наблюдают, завертела головой по сторонам. Наконец, она догадалась посмотреть вверх и, прикрыв ладонью глаза от бьющего ей в лицо солнечного света, увидела высунувшихся в окно мужчин.