– Какой у тебя красивый бантик! – вырвалось у Агея во внезапной тишине, и все уставились на Тасю, которая согнувшись, вверх жопой завязывала шнурки.

Эта фраза как лампочка загоралась в голове у Таси по дороге домой, и весь следующий день, и всю неделю, и всю жизнь, сердце её сжималось, дыхание останавливалось, она в эту фразу куталась, ныряла, растягивала её как разноцветную пружину, запускала в небо, как воздушного змея, кричала в рупор, писала мелом на асфальте, складывала в созвездие.

– Блин, Яновская, писать то как хочется, зачем я столько чая выпила?!

***

Наступило вожделенное 9-е октября, день рождения Джона Леннона – священный день для всех битломанов. Правда, Тася вожделела этот день исключительно в связи с тем, что вечеринка намечалась у Агея дома, соответственно уже неделю она умирала от нетерпения и пыталась заставить земной шар вертеться и крутиться хоть чуточку быстрее. Она ходила как сомнамбула с осоловевшим взглядом, периодически замирая на долю секунды, пронзаемая как молнией проносящимся у нее в голове словосочетанием – «9-е октября».

И вот она здесь. Вокруг шум гам после стандартных пятнадцати минут неловкости. Все курят, остроумят. Ещё пятнадцать минут спустя поют и танцуют. Еще пятнадцать минут спустя громко поют и непринужденно танцуют. В какой-то момент Тася обнаружила себя рядом с Агеем. Мгновенно под воздействием его запаха все её нейронные сети отключились, за долю секунды эволюция совершила в отдельно взятой особи обратный ход от хомо сапиенса до рыбы, и все что могла делать Тася – пучить глаза и беззвучно шевелить губами.

– Давай лучше целоваться, – нервно усмехнулся Агей, и потянув Тасю на диван, поцеловал ее под «Imagine» Джона Леннона, 9 октября всё-таки. Тася провалилась в другое измерение под названием «Happiness is a warm gun», и за минуту прожила ещё одну жизнь длинною в бесчисленные миллиарды лет.

– Как с тобой приятно целоваться, – откуда-то с периферии донёсся до Таси удивлённый голос Агея, она даже вздрогнула от неожиданности (типа, ой, кто здесь? ), но не успела прийти в себя полностью, чтобы как-то отреагировать, как Агей, радостно продолжил её целовать. Тася пришла в себя только через несколько дней.

– Ну и как тебе, понравилось целоваться с Агеем?

– Что, с чего ты взяла?– заблеяла Тася.

– С чего я взяла? Ты серьезно? Вы целовались три часа. Все ходили и смотрели на вас, как на экскурсию.У тебя до сих пор губы синие. Все уже ушли, а вы так и целовались. Как вы вообще разлепились?

– Что за бред? Вообще, у меня нет слов! Это какие-то грязные инсинуации, – продолжила лепетать Тася, а у самой, между тем, от звучания ЕГО имени вслух задрожали коленки, в животе запорхали бабочки, она почувствовала вкус его губ и …

– Стрешнёва, что с тобой? Ты вся зелёная.Ты что, уже беременная?!

– Сама ты беременная, – пришла в себя Тася.

***

– Стрешнёва, привет.

– Привет, ты чего такая загадошная?

– Меня Артём пригласил к ним на репетицию, прикинь? Пойдёшь со мной, а то мне одной как-то страшновато.

– Круто. Ну пойду, конечно, но мне тоже как-то страшновато.

– Господи, это что, надо будет подниматься по той железной лестнице, висящей в воздухе?

– Судя, по всему, да.

– Я не могу, я высоты боюсь.

– Подумай об Аге-е…

– Ладно, идём.

– Стучи давай.

– Сама стучи, я боюсь отпускать поручень, и вообще, тебя же пригласили, забыла?

– А то ты не рада? Давай вместе.

– Ладно.

Только они подняли руки, как дверь неожиданно открылась, и выглянул Агей собственной персоной. У Таси в животе что- то рухнуло вниз, и она чуть с лестницы не свалилась.

– Осторожно, не падать! Я, конечно, неотразимый, но не настолько же, – пошутил Юноша небесной красоты.