В кабинете шефа было кристально чисто и аккуратно. Перфекционист до глубины души, Дэвид Фьюз считал, что порядок должен быть во всём. Что, правда, не мешало ему вести зачастую и довольно нечестную игру, лишь бы оставаться на плаву. Возможно, благодаря такой гибкости, большинство считали его лучшим кандидатом на должность шефа полиции. Ещё за несколько лет до того, как он сменил своего предшественника, всего лишь за год до этого Фьюз получил должность его заместителя. После этого звания всем стало понятно, что достижение следующей ступеньки в карьере всего лишь дело времени. Детектив Роунс же считал его чрезмерным чистоплюем и слюнтяем, вечно трясущимся за какие-то выдумываемые им самим же рейтинги полиции, которые он всеми силами, как он сам же и считал, старался поддерживать. Поработав с ним очень тесно, в бытность Фьюза начальником оперативного отдела, Роунс сделал вывод, что более слабохарактерного человека он ещё не видел на настолько высоких должностях. Тем не менее в последнее время активно шли разговоры о выдвижении шефа Фьюза на должность городского мэра как о хорошей идее. Роунс пообещал себе сменить место жительства или на крайний случай повеситься, если это всё же случится.

– Одиннадцать часов утра, детектив. Я ожидал вас на рабочем месте несколько раньше. – Заметив вошедшего без стука Роунса, шеф полиции отложил пачку документов и, опёршись локтями об стол, скрестил пальцы и взглянул на подчинённого своими пронзительными синими глазами.

Для своей должности он был достаточно молод – какие-то пятьдесят четыре года. А выглядел и того моложе. Морщинки и складки кожи, несмотря на довольно нервную работу, только начали в некоторых местах обрамлять лицо. Волосы не утратили своего соломенного цвета – ничуть не успели потускнеть и почти не побелели, кроме висков, что добавляло шефу полиции скорее серьёзности и мудрости, чем дряхлости и старости. Роунс даже слегка завидовал его внешности и умению держать себя. И это его чертовски злило. Без разрешения плюхнувшись в кресло, стоящее у стены, он ответил:

– Ночная работёнка вытащила меня из постели. Разве это не в счёт рабочих часов, шеф? Слышал легенды, что в цивилизованных местах после такого можно и отгул получить.

– Всё понимаю, безусловно. – Шеф Фьюз устало потёр глаза. – Но тут такой бардак, такой бардак, Рик! Ты просто не представляешь.

Будучи недовольным, Фьюз всегда переходил в обращении на «вы», но, как только смягчался, сразу же возвращался к своей обычной манере подчёркнуто-дружеского тона в диалоге.

– Представляю, – буркнул детектив, разминая шею. – Я еле проскочил мимо толпы журналистов.

Пару секунд они помолчали. Фьюз явно пытался обдумать свою следующую фразу. Что-то в изменившемся взгляде шефа Роунсу очень не понравилось. Наконец он решился:

– Одна наша районная газетёнка опубликовала любопытный материал про ночное преступление. Это просто кошмар! Я не знаю как, но они вынюхали очень многое, а уж сколько всего додумали! Но из-за того, сколько правды они вынюхали – после официального заявления, которое я просто обязан дать не позднее конца рабочего дня, где многое подтвердится, люди могут поверить и их домыслам. Я просто не знаю, как быть. Откуда они это взяли? Ты не заметил там никаких журналистов? Или, может, тебе что известно, ну… о чьей-то связи наших… с журналистами?

Роунс оторвал взгляд от коробка спичек, который он крутил в пальцах, и посмотрел шефу прямо в глаза. Совершенно стандартный приём, когда хочешь помимо выражения своего серьёзного участия в каком-то вопросе, замаскировать ложь и показать, что тебе нечего бояться. Шеф смотрел на него, казалось, совершенно дружелюбно, но от детектива не ускользнули странный блеск в его глазах и лёгкий прищур, выдающие тщательно скрываемое подозрение.