А между тем этот чудаковатый щеголь – ныне, как я с болью в сердце подметил, припадавший на одну ногу – в свое время был одним из самых прославленных сотрудников бельгийской полиции. Его фантастическое детективное чутье помогло ему с блеском раскрыть несколько весьма громких и запутанных преступлений.

Пуаро показал мне домик на краю деревни, в котором обитали бельгийские беженцы, и взял с меня обещание навестить его как можно скорее. Со шляпой в руках он галантно поклонился Синтии, и мы укатили.

– Какой же он лапочка! – воскликнула Синтия. – Подумать только, оказывается, вы давно знакомы.

– Сами того не зная, вы общались со знаменитостью! – заявил я.

И до самого дома развлекал их рассказами о различных подвигах и триумфах Эркюля Пуаро, так что вернулись мы в превосходном настроении.

Когда мы вошли в холл, из своего будуара выглянула миссис Инглторп. Она явно была чем-то раздосадована, лицо налилось гневным румянцем.

– А, это вы, – уронила она неприветливо.

– Что-то случилось, тетя Эмили? – робко спросила Синтия.

– Не говори глупостей. Что, по-твоему, могло случиться? – набросилась на девушку миссис Инглторп, но тут ей на глаза попалась горничная До́ркас, которая направлялась в столовую. Хозяйка велела ей занести в будуар несколько почтовых марок.

– Слушаюсь, мэм. – Помедлив, пожилая служанка добавила: – Может быть, вам стоит прилечь, мэм? Очень уж у вас утомленный вид.

– Пожалуй, ты права, Доркас… впрочем нет, не сейчас. Нужно написать несколько писем до отправки вечерней почты. В моей спальне разожгли камин, как я просила?

– Да, мэм.

– В таком случае, я отправлюсь спать сразу после ужина.

Она снова скрылась в будуаре. Синтия проводила ее взглядом.

– Ну и ну! И что это, по-твоему, значит? – обратилась она к Лоуренсу.

Тот словно бы и не слышал вопроса – круто развернулся и вышел из дома.

Я предложил Синтии сыграть до ужина партию в теннис. Она согласилась и я помчался наверх за ракеткой. Навстречу по лестнице спускалась миссис Кавендиш. Возможно, воображение у меня разыгралось, но и она показалась мне необычайно взволнованной.

– Как ваша прогулка с доктором Бауэрштейном? Хорошо провели время? – осведомился я, так безразлично, как только мог.

– Я никуда не ходила, – резко сказала она. – Вы не видели миссис Инглторп?

– Она у себя в будуаре.

Ее рука нервно стиснула перила, казалось, Мэри набирается решимости для какого-то отчаянного поступка. Затем она быстрым шагом проследовала мимо меня, пересекла холл и вошла в будуар, тщательно закрыв за собой дверь.

Спустя несколько минут я уже спешил на теннисный корт. Мой путь пролегал мимо распахнутых настежь окон будуара, и я невольно подслушал обрывок разговора. Мэри Кавендиш спросила тоном человека, который из последних сил сдерживается, чтобы не закричать:

– Значит, вы не покажете его мне?

На что миссис Инглторп ответила:

– Мэри, дорогая, оно не имеет никакого отношения к тому делу.

– В таком случае можете смело показать мне его.

– Повторяю, это вовсе не то, что ты думаешь. Это вообще никак тебя не касается.

– Ну, кто бы сомневался, – сказала Мэри с растущим ожесточением в голосе. – Мне следовало знать, что вы приметесь его выгораживать.

Синтия, поджидавшая на корте, встретила меня возбужденным восклицанием:

– Слушайте! Тут, оказывается, был жуткий скандал! Я насела на Доркас и та проболталась!

– Кто с кем поскандалил?

– Тетя Эмили с этим типом! От души надеюсь, что она наконец прозрела!

– Значит, Доркас присутствовала при ссоре?

– Конечно нет! Она как бы случайно оказалась у дверей, за которыми разразилась супружеская сцена в лучших традициях жанра. Хотела бы я знать, в чем там дело!