– Этого еще не хватало…

На Благовещенской площади днем и ночью толпился народ. Дорожные коляски, крестьянские телеги, люди, все смешалось здесь воедино.

По случаю святок здесь построили катальные горы и веселье не утихало, не только дети, но и взрослые с удовольствием катались на деревянных санках, а кто и просто на дощечке. В балаганах, поставленных по случаю праздников на концах площади, давались представления оттуда доносился веселый хохот.

А какая очередь стоит в трактир, где подают расстегаи, да не какие-нибудь, а размером с хорошую тарелку! А к расстегаю – положена чашка бульона, и все то богатство- пятнадцать копеек. Князь поморщился. Нет, ничего не имел он против расстегая, вот бульон и всякие прочие супы не любил. То ли дело – почки, томленые в сметане, да зельц грибной или нежный паштет из гусиной и утиной печени на сладком вине да карамели из лука… В желудке засосало от голода.

Но чем дальше от центра, от стен кремля, тем тише становилось на улицах. Вот закончилась Ильинка, где дома богатейших купцов соседствовали с изящными дворянскими усадьбами, и начались овраги. Часть их засыпали и даже образовали площадь, названную Новой, поставили Иоанновскую церковь, но весь вид портили стены острога с арестантской школой.

Еще чуть-чуть неровной скользкой дороги и повозка угодила в две навозных кучи по очереди.

– Возьмите меня, сударь, заслужу… у меня и сани с полостью… – Уговаривал извозчик в синем армяке, перетянутом алым кушаком «по-извозчичьи», так, чтобы торчало пузо. Под армяком, для тепла, полушубок, воротник с лисьей опушкой торчит наружу. Обнаглели, уже меньше, чем за рубль не повезут. Вот и взял на свою голову, летят во все стороны ошметки навоза и растаявшего снега.

А извозчику хоть бы хны:

– Эх, голубка! – Ласково покрикивает он на лошадь. – Поди, поди, держи правей-та! Чего разинул рот? – это уже скромному извозчику на худой лошаденке.

Смиренно жмется к сторонке неудачливый сотоварищ, торопливо разбегаются редкие пешеходы, не вовремя решившие перейти дорогу.

– А на чай, барин? Не ванька какой, быстро домчал-та!

Гагарин сунул монету в руку извозчика.

– Премного благодарен, барин.

– Жди здесь. Потом на 3-ю Ямскую повезешь.

У каменных, высоких крепостных стен кладбища сегодня больше народу, чем обычно, всех привлекли слухи о необычайном происшествии. Точно в вечерней газете появится заметка, не избежать огласки.

Гагарин проскользнул в ворота и отправился на поиски места преступления. Даже с картой ему потребовалось около четверти часа, чтобы найти нужное надгробие, но можно было и не приезжать. Могила Елизаветы Бориславской выглядела обычно, не было следов крови ни на кресте, ни у основания. Только многочисленные отпечатки сапог, оставленные зеваками, истоптавшими дорожки, напоминают об утренней находке.

Князь обошел вокруг надгробие и ближайшие могилы, пристально глядя на землю, но не увидел ничего, кроме тачки, о которой упоминал полицейский. Но никаких следов в сторону надгробия от тачки не шло, значит ее не могли использовать для перевозки тела. Ничто не указывало на то, что женщину убили на кладбище, но если это случилось в другом месте, убийца должен был привести ее сюда, а это довольно далеко от главного входа, и ворота на ночь обычно запирались. Правда это не мешало мародерам, разрывавшим могилы в поиске украшений и часов, которые можно было продать. При мысли об этом промысле Гагарина замутило.

Что ж, пора ехать в городской морг. Оставалось всего несколько часов до выхода вечерней газеты, а ему пока нечего доложить губернатору…