– Не принимают.

– Впустите! – раздался властный голос откуда-то справа от лакея.

Дворецкий, худой и высокомерный, словно из них двоих князем был именно он, уставился на Гагарина.

– Отведите меня к господину графу.

– Какое у вас дело к его светлости?

Жаль, что визит, который принес скорбь в этот дом, начинается с каменного дворецкого.

– Как вам хорошо известно, барышня Софья Александровна пропала в вечер воскресенья. Его Светлость обратился к генерал-губернатору с просьбой о содействии. Я являюсь чиновником по особым поручениям и пришел с новостями. А теперь, будьте любезны, представьте меня Его Светлости.

Поскольку князь пришел один, дворецкий справедливо предположил плохие новости.

– Она…

– Проводите меня к графу.

– Подождите здесь. Я сообщу Его Светлости о вашем визите и спрошу, удобно ли ему сейчас поговорить с вами.

Гагарин прекрасно понимал, что княжеский титул не освобождает от соблюдения приличий. Он огляделся в ожидании дворецкого. Внутренняя обстановка соответствовала солидности особняка. Мраморная лестница вела из холла на верхние этажи, зеркала, светильники, стенная и потолочная роспись прямо-таки кричали о благосостоянии семьи. Пол в холле выложен узорной плиткой.

Нигде ни следа траура, а это означало, что Кречетниковы надеялись на счастливое возвращение дочери. Тяжело убивать их надежды…

Дворецкий вернулся и пригласил Гагарина следовать за ним. Они поднялись по лестнице, прошли по паркету, отполированному до зеркального блеска и вошли в элегантно обставленную гостиную.

Граф стоял у камина, не отрывая взгляда от фотографии в серебряной раме, даже издали можно понять, что это семейный портрет.

– Князь Гагарин к Вашей Светлости! – Объявил дворецкий.

– Ваша светлость, – легко склонил голову Гагарин.

– Ваше сиятельство, – тем же ответил хозяин дома.

Граф имел вид человека, который проводил дни в комфорте и привилегиях. Он был высок, внушителен, седеющие волосы аккуратно уложены. Чуть за пятьдесят. Гагарин ожидал увидеть чванливого и самодовольного вельможу и удивился умному и благородному лицу графа.

Хозяин указал жестом на удобное кресло у стены, сел напротив, скрестив ноги.

– Я так понимаю, вы пришли с новостями о моей дочери. Я вас слушаю.

– Мне очень жаль, Ваша светлость, но, боюсь, мне выпала честь быть носителем плохих новостей.

– О чем вы говорите?

Гагарину не хотелось произносить эту фразу, но выбора не была, для того он и пришел.

– Тело вашей дочери было обнаружено на Блиновском кладбище в понедельник утром.

– Тело моей дочери? Вы имеете в виду, что эта грязная история в газетах о моей Софи?

– Мне очень жаль, Ваша светлость.

Граф побледнел, сжав руками подлокотники кресла так сильно, что костяшки пальцев побелели. Он наклонил голову, и некоторое время оставался в этом положении. Когда он снова посмотрел на визитера, на лице было написано неверие, но одновременно и осознание того, что жизнь уже никогда не будет прежней. Никакое богатство, никакие привилегии и связи в Петербурге не смогли оградить Кречетникова от потери и боли.

– Вы уверены, что это она?

– Уверены. Женщина, которую мы нашли, это женщина с фотографии, оставленной вами у Его Высокопревосходительства. Я лично видел и фотографию, и… жертву. Вас попросят опознать дочь, Ваше сиятельство. Я глубоко сочувствую вашей утрате.

– Благодарю. Как она умерла?

– Ее задушили, – тихо сказал Гагарин. Технически это было так и князь не видел необходимости сообщать убитому горем отцу ужасные подробности.

Граф поднес руку ко рту, словно не давая себе закричать. – Это было… быстро?

– Я уверен, что быстро.

– Где она?