– Хофел бы я знафь, почему факая задержка с вечерними газефами? – поинтересовался он, даже не пытаясь скрыть отвратительный акцент кокни. – Почему бы кое-кому не подсуефифься и не выяснифь эфоф вопрос?
– Если газеты запаздывают, – парировал Боркинс, – то это именно вам следует отправиться на станцию и поговорить с тем, кто отвечает за доставку корреспонденции.
– Очень хорошо, – ответил Коллинз с усмешкой. – Могу и сам, если это выше досфоинсфа вашего высочесфва. Но я в этих краях человек новый. Какой дорогой бысфрее всего добрафься до сфанции?
На лице Боркинса вдруг промелькнуло коварное выражение.
– Уверен, вы не настолько храбры, чтобы отправиться короткой дорогой. Она идет прямиком через болота, – объяснил дворецкий. – Только в такое время там царствует Ледяное пламя. И хотя эта дорога на целых две мили короче, я не думаю, что вам стоит туда идти, мистер Коллинз. Ступайте спокойно по длинной, а я предупрежу сэра Найджела, что почта сегодня будет попозже.
– Офлично! По эфой-фо дороге я и пойду, чфобы не феряфь времени. А никакого пламени я не боюсь. Без сомнения, эфо какие-нибудь бродяги жгуф косфры. А Джеймсу Коллинзу они не сфрашны.
Боркинс долго стоял у окна и смотрел вслед Коллинзу, пока его фигура не исчезла во тьме. Губы дворецкого шевелились, словно он читал молитву.
– Нет, будь я проклят, если пошевелю хоть пальцем, – неожиданно сказал он вслух. – Я ведь его предупреждал, а он не послушал. Так что теперь Ледяное пламя сделает остальное.
Через час сын начальника станции – Джекобса – пришел с газетами и сказал, что никакой денщик на станции не появлялся. В одиннадцать часов Боркинс отправился спать, так и не сказав Мерритону о том, что произошло.
Утром дворецкий появился в спальне сэра Найджела.
– А где мой денщик Коллинз? – раздраженно спросил тот, поскольку недолюбливал Боркинса.
– Нигде не могу найти его, сэр, – смело ответил дворецкий. – Не видел его со вчерашнего вечера.
– Со вчерашнего вечера? – Мерритон так и застыл сидя на кровати. – Что, черт побери, вы имеете в виду?
– Коллинз отправился вчера вечером на станцию, чтобы принести газеты, – стал терпеливо объяснять Боркинс. – И насколько мне известно, так и не вернулся. Я уж не знаю, какой дорогой он пошел.
Мерритон беспокойно нахмурился. Ему очень нравился Коллинз, и он не хотел, чтобы что-то случилось с его денщиком.
– Вы хотите сказать, что он мог отправиться напрямую, через болота? – резко спросил он.
– Я предупреждал его, – заюлил Боркинс. – Но он сказал, что не боится никакого Ледяного пламени и, скорее всего, пойдет коротким путем.
– Тогда почему, черт побери, вы не сказали мне об этом вчера вечером? – сердито воскликнул Мерритон, вскочив с кровати. – Вы же отлично знаете, при каких обстоятельствах исчез Дакр Уинни, и тем не менее позволили моему денщику отправиться той же дорогой и тем самым обрекли его на смерть. Если с Джеймсом Коллинзом и в самом деле что-то случилось, я сверну вам шею, Боркинс! Понимаете вы это?
Боркинс побледнел, как лист бумаги, и отступил на пару шагов.
– Сэр Найджел Мерритон, сэр… я…
– Когда Коллинз ушел?
– Незадолго до того пробило восемь, сэр! – голос Боркинса дрожал. – И поверьте мне, сэр, я всеми силами старался убедить его, пытался объяснить, что это опасно. Я просил его не делать ничего такого, о чем потом придется жалеть, но Коллинз, этот твердолобый баран, извините за выражение, уж очень спешил доставить вам почту. Клянусь, сэр, я ничего поделать не мог. Когда я лег спать, он еще не вернулся. А утром я заглянул в его спальню – его постель так и осталась нетронутой.