– Не перебивайте! – цедит сквозь зубы Сенька. – Так, на чём я остановилась? А да. Сидим. Катька суженого старательно вызывает, и тут… бац! В зеркале видим отражение страшного, чумазого мужика! В лохмотьях каких-то.

– Чё реально?

– Ага. Мы как заорём и врассыпную оттуда, – продолжает она эмоционально.

– Тьфу ты! Ой, курицы безмозглые! – стучит ей по лбу Корней. — Там Петька бомжует.

– Да кто ж знал! Мы перепугались до смерти! Бежали с Олей так, что пятки сверкали. Нестерова Ленка вон с тех пор заикается, между прочим.

– И поделом, нечего шоркать, где попало! Мне прятать, что ли, ключи на ночь, Ольга? – давит внучку суровым взглядом.

– Дед, прости, это всего один раз было. Прошлым летом, – оправдывается она, виновато опустив глаза.

– Иногда одного раза и достаточно. Мало вам Лильки Стоцкой, найденной в реке? – ругается, разозлившись.

– Тихо, дед. Давление поднимется, не нервничай.

– Мутная история про Лильку. Чего только не болтают. Поговаривают, что не случайно утонула, – выдаёт мне шёпотом Сеня.

– Ясно.

– А ещё мы с Олей и Борькой Зуевым на завод лазали, когда нам по десять было. У него там дядька тогда работал. Борька всё знал, куда заходить и как.

– Сень, у тебя сегодня что, вечер откровений? – Оля выразительно на неё смотрит. Явно не в восторге оттого, что у той развязался язык.

– Мы обожрались там этой сгущёнки до отвала. Думали, пятые точки слипнутся. Богдан, ты ел Загадаевскую сгущёнку с изображением весёлых коровок на банке?

– Нет.

– Как так-то! Ты многое потерял! Её если сварить, такая вкуснотища будет! Я проиграла опять, – сникает, забирая карты.

– Помою тарелки, – Оля встаёт и собирает посуду.

– Помогу? – тоже поднимаюсь. Хватаю стаканы.

– МЯЯЯЯЯВ! – истошно орёт кот, улёгшийся под мой стул. Его я вообще не заметил и, по ходу, случайно наступил ему на хвост. Сорян.

– «Помощник». От морды плешивой решил меня освободить, что ли? – тут же язвит дед.

– Корней Степаныч, а давайте ещё разок перекинемся в картишки. Я вас сделаю! – обещает Сеня, потирая ладоши.

– Куда тебе.

– Посмотрим!

Есть у меня ощущение, что она специально это затевает. Чтобы переключить внимание ворчуна на себя, а мне дать возможность поговорить с Олей. За которой я прямо сейчас иду на кухню.

– Я сама справлюсь, – бросает, не оборачиваясь.

– Оль, ты весь день избегаешь общения со мной. Давай обсудим, – наблюдаю за тем, как она ставит тарелки в раковину.

– Обсудим что? – нехотя отзывается, включая воду.

– Я же объяснил ситуацию, – наблюдаю за тем, как начинает мыть посуду. – Не спецом туда зашёл.

Она упрямо молчит.

– Оль… Чё такого-то? Конец света?

– А ты считаешь нет? – с грохотом ставит чистую тарелку на столешницу.

– Забей и расслабься.

– Это непросто, знаешь ли. Учитывая тот факт, что мы едва знакомы.

– Да ты не переживай, я уже ниче и не помню, – нагло лгу, лишь бы только она успокоилась и отпустила ситуацию.

– М, – вытирает вилки одним полотенцем, складывает их на второе.

Фиг его знает, что означает это её «м».

– Когда мои дружбаны устраивают движ, отсутствие одежды на девчонках – обязательное условие. Так что не парься, сколько полуголых видел, не сосчитать, я вообще воспринимаю женское тело как…

– Ну хватит, – перебивает. – Я тебя поняла, – чеканит холодно, выставляя тарелки на сушку.

– Проехали значит? – подхожу сзади и кладу ладони на худенькие плечи.

Подмечаю, что ровно на голову её выше.

Заглядываю сбоку в лицо, детально рассматривая утончённый профиль. Её бы портрет да художнику рисовать...

– Оль, типа мир?

– Отвар не забудь выпить. На столе стоит.

– Выпью. Ты же не будешь обижаться? – сдуваю прядь волос, выбившуюся из тех, что собраны на макушке.