Эрен стал первым, в кого удалось вживить силу ведьмы. Едва не умер, но именно его опыт позволил выработать более щадящую схему передачи. Щадящую для магов, но не для ведьм. После извлечения искры силы ведьмы неизменно гибли. А маги, которым её вживляли, становились сильнее, получали новые возможности. Нет, они не получали способность управлять природной энергией, как это делали ведьмы, но могли чувствовать и отслеживать искры ведьминской силы, а так же противостоять их чарам.
Когда испытания прекратились, в распоряжении его величества было три сотни сильных, уверенных в себе, вышколенных магов, способных отследить ведьму на невероятно большом расстоянии. Ни один артефакт не мог указать на носительницу ведьминской искры, их защищала сама природа, а они – ведьмоборцы, могли. В особенности он, Эрен Брэйк, тот, кто получил способности ведьмоборца с невыносимой, сжигающей болью, которую затмили полные беспомощного ужаса, голубые, как летнее небо глаза ведьмы.
Они лежали на соседних столах, максимально близко друг к другу, в соприкосновении энергетических тел, потому что учёные опасались, что искра может сразу погаснуть, будучи извлечённой из живой ауры. И в тот момент, когда она, такая юная и красивая, издала последний в своей жизни стон, он держал её за руку. Он видел, как жизнь уходит из её широко распахнутых глаз, чувствовал, как безвольно расслабляется тонкая и такая холодная ладошка, до последнего цеплявшаяся за него, в бесплодной надежде на спасение. Он не мог её спасти, он ничего не мог сделать, сам был скован и лишён малейшей возможности пошевелиться. Вместе с искрой, он впитал и её последний вздох, её смерть. Возможно, это и сделало его сильнейшим…
Неудивительно, что именно ему, Эрену, досталась сомнительная честь возглавить карательную миссию против ведьм. Хотелось ли ему этого, радовало ли его это? Нет! Но следовать приказам его научили ещё на первом курсе боевой академии. Преданность короне, а, следовательно, и королю была безусловной. Тогда была.
Имена, нескончаемая вереница женских имён, которые предоставлял советник Наир. Все они были ведьмами, которым вменялось в вину использование разрушительных ведьминских сил во вред короне. И все они подлежали уничтожению. Не поимке и суду, а немедленному уничтожению по обнаружении.
И каждое из этих имён Эрен до сих пор помнил, каждое. Но всякий раз, подписывая очередной приказ на поимку и казнь, он невольно вспоминал голубые, как небо, глаза той, с чьим последним вздохом в его груди поселилась колючая тяжесть чужой искры силы. Он так и не узнал её имени, искал долгие годы сведения, собирал по крупицам, но так и не узнал. А тяжесть чужой силы постепенно утихла, прошла и боль. Остались лишь горькие воспоминания, к которым он возвращался всё реже.
Верность короне безусловна, да, но не безгранична. Его верность пошатнулась ещё тогда, в той лаборатории, но окончательно утратил всяческое уважение к своему монарху Эрен в тот день, когда на его стол лёг листок с двумя именами сразу. Вернее, с именем и небольшой припиской, небрежной, но от того ещё более чудовищной. Мать и дочь, ведьма и её дитя. И если ведьме вменялось в вину использование силы с целью одурачивания торговцев, воровство и одурманивание мужчин, что считалось самым вопиющим преступлением, то её дочь никак не могла быть повинная в чём либо подобном. Однако советник был непреклонен.
Это был первый раз, когда Брэйк настоял на личной встрече с его величеством. Но итог был неизменен – ведьминское отродье не достойно пощады. Король пылал ненавистью, сжигающей разум и логику. Отверженный мужчина справляется с болью и унижением посредством выпивки и доступных женщин, отверженный монарх утопил в крови всех, кто хоть чем-то напоминал ему о поражении. Брак и появление наследника не успокоили его величество, он только больше распалялся, не найдя утешения в супруге и сыне.