– А вам зачем? – Осинка прищурилась. – Что, мертвяков поднимать будете?

– Нам живых вылечить надо.

– А… ну так это несложно, – она подобрала юбку, дернула за подол. Несколько листиков остались в ее пальцах. – Вот, возьмите. Из них отвар целебный любую хворь прогонит.

Листики опустились на ладонь Ариса, Осинка тоненько хихикнула. Крутнулась.

– Скажи-ка мне, змеиный брат, а нравятся тебе мои сережки?

– С кого сняла? – поинтересовался тот. Красавица обличительно уставилась на меня. Горыныч обернулся, бросил в мою сторону хмурый взгляд, не обещавший ничего хорошего.

– Да, да, и браслетик, – продолжила Осинка. – Она мне и имя свое назвала. Совсем-совсем глупая!

– Ладно, – прервал ее Арис. – Ты скажи, здесь на двоих хватит?

– Хватит, хватит, – уверила его дочь леса. – По одному листочку на кружку, больше человеку разом пить нельзя. Если сейчас напоите, к утру как раз и подействует.

– Спасибо, – поблагодарил Арис. – Что хочешь за помощь?

На этот вопрос у Осинки ответ был, по-видимому, готов заранее.

– Бусики хочу. Из камешков голубеньких, которые бирюзой зовутся. Березке вон полюбовничек ее подарил, так она хвастает на весь лес. А бусики-то мааааленькие, камушки меееленькие. Меньше горошины! Хвастать нечем! А мне бы крупненькие, да чтобы камушки все один к одному на ниточке – ровненькие, кругленькие.

– Будут тебе бусики, – пообещал Горыныч. – Как достану – передам.

– Уговорились, – мурлыкнула Осинка.

Она осталась у источника, а мы направились к озеру. Сделав несколько шагов, я запоздало вспомнила, что надо бы и мне поблагодарить дочь леса. Обернулась и сказала:

– Спасибо.

Осинка фыркнула и, вздохнув, пошла к нам.

– Погоди, змеиный брат. Дай-ка сюда листики.

Неужели отобрать решила?

Горыныч раскрыл ладонь, Осинка коснулась листочков пальцем, и в темноте я увидела, как меняются их очертания, и зелень становится светлее.

Арис усмехнулся.

– Отравить хотела?

– Да что ты, – дочь леса отступила назад, смущенно захлопала ресницами. – Пошутила я… Листочки эти, правда, помогут.

Листиков оказалось девять. Два я залила крутым кипятком в глиняных кружках, три спрятала в аптечку, два отложила Марфе отнести – в благодарность, а оставшиеся отдала Арису – на всякий случай. Минут через десять сняла блюдечки с кружек и, когда отвар немного остыл, отправилась будить Алинку.

Ее пришлось уговаривать, но подруга наконец-то сдалась, выпила терпко пахнущую жидкость и снова улеглась, накрывшись одеялом по уши. Леон проснулся быстро, молча сделал, что его просили, и тоже уснул.

Все еще сомневаясь в эффективности Осинкиных чудо-листиков, я решила сидеть до утра и наблюдать, как бы кому не стало плохо. Но очень скоро начала клевать носом и, устроившись на сложенных руках, едва не задремала прямо за столом.

– Иди спать. Я покараулю, – пообещал Горыныч.

Спорить и проявлять благородство в этот раз мне совершенно не хотелось.

Отвар из чудо-листьев помог. Алина больше не чихала, даже насморк прошел. И Леон на удивление стремительно пошел на поправку, к вечеру уверенно ходил и даже готов был пробежаться, но мы не позволили. И, чтобы не терять времени, решили назавтра же покинуть хутор.

Едва утро заглянуло в окна, я решила, что пора вставать. И не ошиблась. Едва вышла в горницу и прокралась мимо спящего Леона, как в дверь постучали.

– Готовы? – с порога спросил Арис и уставился на меня: вполне одетую, но явно только вылезшую из постели. Леон, разбуженный стуком, успел подняться, а Алинка еще досматривала сны.

Как ни странно, чтобы окончательно проснуться и собраться, нам хватило часа. Даже меньше. И лишь стоя на пороге с рюкзаком за плечами, я вдруг сообразила, что не знаю ответа на очень простой вопрос: