Я вошла в благоухающую травами горницу и устроилась на табурете у двери. Старушка сидела подле окна: в вышитой рубашке, красной юбке с передником и темно-вишневой в мелкий цветочек косынке, прячущей волосы и завязанной надо лбом. Хвостики смешно торчали в разные стороны, напоминая то ли рожки, то ли заячьи уши. На плотной шее Марфы красовалась не одна нитка бус.

– За работою пришла? – спросила она, не переставая толочь что-то в медной ступке.

– Нет. Спросить хочу. Я тут слышала о живой воде.

– Надобно тебе?

– Надобно.

Знахарка вздохнула, поставила ступку на колени.

– Озеро где – знаешь?.. Там в заливчике, за старою пристанью, ручеек был. Вода в нем завсегда целебною считалась, и, помню, когда ешо молодая была, многие хвори ею вылечивала – и себе, и людям. Только вот у пристани нечисть какая-то завелася, и мало кому удавалося до воды той добраться: кого сгубит, над кем поглумится да отпустит восвояси голого-босого, с синяками да шишками. А последний год так и вовсе одтель никто не возвращалси.

– А многие ходили?

Старушка задумалась, загибая пальцы, подсчитывая.

– Трое, кажись. Один вернулся, да умом тронулся после. А мож, он и раньше болезный был, кто его знает?

После такого рассказа стало немножечко не по себе.

– Вы мне скажите, как это место найти. Позову Ариса, вместе пойдем.

– Ни-ни, нельзя вместе! – старушка замотала головой. – За живою водою токмо в одиночку ходють, да ночью, абы никто не знал да не видел.

– Почему это?

– А иначе силы волшебной в ней не будет.

Дурацкое условие и очень подозрительное, но после того, как девушка в листвяной одежде чуть не превратила меня в дерево, я готова была поверить во все, что угодно.

– Так пойдешь? – деловито осведомилась Марфа.

– Пойду. Куда денусь…

– Ну так я тоже скляночку приготовлю, принесешь и мне водички. Ежели достанешь. А то ведь уйдете вы – сызнова ко мне все пойдут со своими хворями… – знахарка протянула руку, взяла горсть сушеных ягод с блюдечка на подоконнике, бросила в ступку и принялась толочь. – Ты зайди ко мне пополудни, да монетку принеси медную. Я тебе на нее нашепчу, абы нечисть отпугивать.

Я недоверчиво скривилась.

– И что, поможет?

– А то как же! Токмо она и поможет, без нее никак. Заговоренных медячков наша окрестная нечисть завсегда пугалася.

Вечер близился. Медная монетка, заговоренная Марфой, уже лежала в кармане. Арис зашел к Леону ненадолго, а после Алинка его уговорила поужинать с нами, и, так как Леон заснул, составить ей компанию, дождаться меня. Сегодня его присутствие было очень некстати, но не останется же он на ночь!

Я быстро поела и сидела за столом, поглядывая в окно. До полуночи еще очень далеко, можно и подождать.

Леон спит на своей тахте. Алина с Горынычем, как нарочно, тянут время, медленно попивая горячий отвар.

– Арис, – тихонько шепчет подруга, – скажи, а ты, правда, видел русалок?

И эта туда же!

– Видел, – отвечает Арис.

– И какие они? Красивые, да?

– Да.

– Скажи, а правда, что они неженатых мужчин по ночам к воде заманивают и топят?

– Без разницы им – женатый или нет. Кого поймают – того и топят.

– Э… – подруга тактично молчит, не решаясь спросить. Потом осторожно: – Так тебя не поймали?

Я не сдержалась – захихикала. Арис поставил пустую кружку, поднялся из-за стола.

– А я им не глянулся. Доброй ночи.

Ночь, и верно, оказалась доброй – звезд на небе видимо-невидимо, тепло, безветренно. Луна только блеклая, почти не светит. Ну да ладно, тайное дело темноту любит. Как, впрочем, и нечисть. Да и Марфа сказала, что ночь сегодня самая благоприятная.

Я осторожно выбралась из дома, оставив записку, что вернусь к утру, и, на ходу застегивая курточку, пошла к лесу, очень надеясь, что змеи возле Арисова дома спят, а если какая-нибудь меня и заметит, то не станет ради такого пустяка будить хозяина.