– Олух, обувь сними, натоптал по всему дому, – он заохал, стал извиняться, стащил сапоги и поволок их к двери.

– Сейчас чай будет, пирожки, – хлопотала старушка, сгребая муку со стола.

А я стояла, смотрела на ее хлопоты и не могла вспомнить, где же я ее видела.

– Садитесь, в ногах правды нет, – старушка освободила стол и указала нам на деревянные скамьи.

Пикли уселся и весело болтал ногами, предвкушая вкусные пирожки. Тут же на столе появились кружки, тарелки, миска с дымящейся картошкой. Огромная такая миска, будто старушка роту солдат кормить собиралась, а тут мы неожиданно пришли. Огляделась, кроме нее в избушке никого не было. Пикли уже схватил картофелину и потянул ее в рот. Я шлепнула его по руке, заставляя выронить клубень.

– Руки перед едой мыл?

Пикли посмотрел на меня ошалелыми глазами, не понимая, что я от него хочу.

– В поезде и в лесу бацилл нацеплял, а теперь в рот их тянешь? Марш руки мыть.

– Простите, – повернулась к старушке, – а где можно руки помыть?

– Да вон, за шторкой умывальник.

Я встала и потянула непонятливого эльфа, опять схватившего картофель. Отодвинула шторку, там, действительно, был рукомойник. Как у бабушки в деревне, с железным колпачком, который постоянно бренчит. Под рукомойником стояло ведро, куда  и стекала вся вода.

– Руки мой, – подпихнула я эльфа. Тот пару раз бздынькнул, отряхнул руки и показал мне их.

– Лучше мой. До тех пор, пока не скажу, что хватит, – рыкнула я на него и прошла дальше. Там, в темноте закутка была еще одна дверь. В деревнях такие обычно ведут в коровник, чтобы хозяевам через улицу не обходить и сразу попадать к любимой скотинушке.

– Ты куда? – шикнул на меня эльф. – Неприлично по хозяйским хоромам шастать.

– Руки мой! – цыкнула я. – И чтобы я слышала.

За спиной продолжил громыхать рукомойник. Я потянула за ручку и приоткрыла дверь. За ней оказалось еще темнее, чем было в закутке. Постояла немного, чтобы глаза привыкли к темноте. Раньше это помещение, наверняка, было коровником. Но сейчас перегородки были снесены, на стенах развешаны кнуты, ножи, а из потолка торчали кривые крючья.

– Ой, мамочки, – услышала я сдавленный голос сзади.

Только тут поняла, что громыхание рукомойника стихло. За мной стоял Пикли, держа в руках шторку, которая, видимо, прикрывала стеллаж с полками. Не отрываясь, он смотрел на то, что там стояло. Я подошла, отобрала шторку и увидела, от чего мой эльф выпал в осадок.

Плотными рядами стояли стеклянные банки. В каждой мирно плавали разные законсервированные предметы: глаза, пальцы, целые феи, с крылышками, ручками и ножками. Отдельных частей было не так много, а вот склянок с целыми феями – несколько полок. Я быстро накинула ткань и потащила Пикли обратно. Только успела закрыть дверь и встать около умывальника, как к нам заглянула старушка.

– Что-то вы долго, – сощурила она глаза,  с подозрением поглядывая на нас.

– Чистота – залог здоровья, – выдавила я. – Пикли, передай полотенце.

Дрожащей рукой эльф начал сдергивать полотенце. Когда сдернул и увидел под ним такой же крюк, как и в комнате, испуганно икнул.

– Замерз, – пояснила я старушке, – нам бы чего-нибудь тепленького.

– Чайку пожалуйте, – задернула она за нами шторку, пропуская в комнату.

Мы сели за стол. Зубы Пикли опять начали отплясывать, выдавая незамысловатый ритм. Перед нами старушка поставила кружки и плеснула в них желтоватую жидкость, назвав ее отваром из лучших луговых трав.

– Не пей, – одернула я Пикли, когда старушка отвернулась. Он отставил стакан, жадно сглотнув. Я взяла обе наши кружки и плеснула содержимое на пол. – Интересная у вас деревня, – начала я отвлекающий разговор, – всего четыре дома.