То утро было действительно чудесное. Мы встали в чудном настроении, смеялись, шутили, и, несмотря на мрак за окном, нам было уютно дома. Джек собирался в детский сад, Маруся старательно закидывала свои буквари в портфель. У меня был выходной. Я мечтала развести всех по заведениям и выдохнуть. Теперь те редкие минуты, которые я могла провести одна, были бесценны. Я дорожила каждой, каждая была великолепна, даже если в эту минуту я опять драила полы.

– Слушай, Лер, оказывается, дети – это не так уж и сложно, – мы сидели с Леркой в ароматной кальянной и пили вкуснейший ягодный чай.

– Да? Разве они так и не стали похожи на неуправляемых упырей с того света? – ехидничала подруга, выдыхая на меня вишневые кольца дыма.

– Ты знаешь, думаю, у нас с ними может что-то и получится. Я им вроде нравлюсь, они мне тоже. Схема ухода понятна, крошки и прочий напольный мусор я лихо перепрыгиваю, а если надеть носки потолще, то их вообще можно и не заметить. Я уверена, что справлюсь.

– Лизка, я тебя не узнаю, ты совсем с катушек слетела? Какая схема? Какие к черту носки? – Лерка улыбалась. – С таким подходом, может, ты еще и родишь? А?

Я задумалась. Задумчивая чайлдфри после вопроса о деторождении – странная картина.

– Точно, родишь, – резюмировала Лерка, приводя меня обратно в чувства.

Я ехала домой в уютном такси, перебирая в памяти мужчину мечты и его инопланетную пару. Может быть, мне стоит чаще пользоваться этими мыслями, например, как маской для волос. Как иначе возвращаться к реальности, в которой я к своим почти сорока годам так и не обзавелась тем самым идеальным количеством детишек? Или теперь засчитано?

А что, если в мире действительно все предрешено, а Вселенная приготовила для меня что-то особенное? Является ли моя сегодняшняя история любви чем-то необыкновенным или я опять придумала себе то, чего нет?

Чем дольше я вливалась в семью и детей, тем больше у меня появлялось страхов и предчувствий. Несмотря на кажущуюся простоту, периодически внутри меня возникало ощущение, что я делаю неправильно абсолютно все. Даже дышу. Казалось бы, уж чего проще – вдох-выдох. Но даже этот отточенный механизм может давать сбой. Сбоило тогда интенсивнее обычного.

В который раз мы все вместе сидели то ли за завтраком, то ли обедом. Вроде это был выходной, о чем-то говорили, обсуждали, вроде даже смеялись, вроде даже от души, что-то планировали. Но, встав из-за стола, я поняла, что совершенно ничего не слышала. Как скитающийся несколько недель по пустыне бедуин жаждет воды, мой мозг хотел только одного – простой, без изысков тишины.

Я механически хихикала, кивала и что-то отвечала в ответ, но ничего из обсуждаемого память не сохранила. По всей видимости, это длилось уже не один день, потому что и вчерашней коммуникации в моих хранилищах не находилось.

– Куда, черт возьми, мы собираемся? – думала я, роясь на полке с одеждой.

– Пап, а сколько ехать до этого лыжного клуба? – спросила Маруся, надевая на себя шапку и варежки.

– Минут 30—40. Это за Волгой, – крикнул Кирилл из гардеробной.

– Лыжный клуб?! – в моей голове будто взорвали петарду. – Я же ненавижу лыжи!

Место назначения оказалось обычной небольшой базой в лесу, с прокатом инвентаря, накатанной лыжней, горками для плюшек и махровыми заснеженными деревьями вокруг. Красиво!

Я смотрела на сосны и березы вдалеке, кажется, слышала, о чем они разговаривали между собой. Тихонько хрустнула ветка вон на той самой высокой березе – это птица взлетела вверх, оттолкнувшись от гнезда. Могучий дуб мечтал о лете и новеньких желудях среди зеленых листьев. Старая сосна в роскошном одеянии о чем-то ворковала со стайкой воробьев, собравшихся под ее раскидистыми лапами. Какая милая беседа! Попыталась и я вступить в этот разговор: «Знаете, мне бы хотелось, чтобы мои „марсианские цветочки“ иногда разговаривали так же безмолвно, только кивая красивыми мордашками».