– Как дела? – Лерка звонила по телефону и застала меня своим вопросом врасплох, потому что я стояла у плиты, впервые в жизни пытаясь приготовить сырники.

– Нормально, – вздыхая, отвечала я, – сырники – это ужасно, как, впрочем, и вся ваша кулинария.

– Слушай, даже в самых лайтовых сказках бывают какие-нибудь испытания, чтобы про мораль потом читателям рассказать. – Лерка явно была за рулем: я слышала, как играло радио в ее машине. – А у тебя непростая история, так что без блюд «высокой кухни» не обойтись.

Дети болеют

Впрочем, без сырников как раз можно было обойтись. И мое сгоревшее кулинарное изделие было меньшим из всех бед. После того, как я была уверена почти на сто процентов, что дети – это проще пареной репы (кстати, репу я ни разу за свои годы не парила, поэтому сомневаюсь, что это проще «творожных комочков»), случилась первая сложность.

Джек заболел.

Я отстала от детской жизни на несколько веков, поэтому не знала, что если ребенок болеет, то с ума сходить должны все – от сердобольных прабабушек до мотыльков, случайно залетевших на «карантинную» территорию. В доме начиналась такая суматоха, как будто к нам ехал с проверкой ревизор. Все обзванивали друг друга, разнося эту жуткую весть из уст в уста, из квартиры в квартиру. Вызывали скорую, дополнительного врача из местной больницы, ходили с хмурыми лицами и даже разговаривали вполголоса.

Закидайте меня камнями, но у нас в деревне даже на похоронах ведут себя веселее. В общем, картина в нашем доме вдруг стала удручающей. Исчез смех, потом разговоры, к концу дня мы плавно переходили на шепот. Я не могла понять, что происходит, почему это происходит именно так? Да, мальчик болен, но все дети болеют. Я тоже умела это делать. Но никто не ходил на цыпочках вокруг меня. Это было так же естественно, как если бы летом пошел дождь, а зимой снег.

Всеобщая паника и горы лекарств сделали свое дело, и я решила, что, скорее всего, многого не знаю о здоровье юноши, и в следующий раз мне непременно нужно тоже становиться немного безумной.

Честно говоря, еще пару недель назад я была почти уверена, что такие дети вообще не болеют. Такие – то есть с других галактик. Но, оказалось, что они, конечно, инопланетяне, но совсем не роботы, и, несмотря на их сбалансированное питание и наличие «сорока» нянек, они могут давать сбой. Видевшая полный сценарий болезни, я теперь умело перевоплощалась в паникера и практически смешивалась с толпой родственников.

– У меня болит живот! – сказала как-то утром Маруся, выходя из комнаты.

– Полежи, погладь животик по часовой стрелке, все пройдет! – уже хотела выпалить я рецепт от живота, по которому все детство лечили меня.

Но я вовремя вспомнила, что эта девочка с другой планеты и начала по плану:

– Где болит? Как болит? Тянет? Режет? Колет? Давит? Выше пупка? Ниже пупка? Прямо в пупке?! – перепуганная, я трогала живот Маруси, одновременно заглядывая ей в глаза, надеясь найти в них подсказку.

Пытаясь припомнить название хоть одного лекарства, поняла, что это бесполезно. Мой живот в детстве не лечили лекарствами: все проходило с помощью волшебных поглаживаний по часовой стрелке! Вот главный путь к исцелению. Но механизм беспокойства был запущен, и эстафетная палочка в лечении передавалась отцу. Впрочем, знаниями «от живота» он тоже не обладал. Зато паниковали мы очень дружно, как гимнастки-синхронистки на олимпиадных выступлениях.

Если Маруся уже считалась взрослой и могла отвечать на наши вопросы по поводу «лучше, не лучше», то с Джеком эта схема не работала.