Зашла же я на Facebook исключительно ради того, чтобы проверить, не оставил ли на моей стене какую-нибудь запись Льюк. Ну еще и полюбопытствовать, чем он занимался, пока я была в больнице.

Записей на моей стенке он не делал, статус свой тоже не обновлял, зато вывесил в фотоальбоме, озаглавленном «Москва», несколько фотографий. Открывая их, я увеличивала снимки и с интересом смотрела глазами Льюка на Красную площадь.

Особенно мне нравились его selfie-ки, сделанные на фоне Покровского Собора. Лицо у него на них было по-детски восторженное, щеки с мороза подернуты румянцем, а глаза отражали синеву безоблачного неба.

Написав несколько комментариев, я поставила на все фотки «likes» и уже собиралась выйти с его странички, как мой взгляд зацепила, вывешенная отдельно от остальных и не входившая в московский альбом, фотография. Открыв её, я застыла в немом удивлении.

На снимке я узнала находящийся рядом с моим домом храм Великомученицы Екатерины на Всполье5. Удивило меня не то, что Льюк мог сделать фотографию этого храма, в конце концов, в Москве полным полно разных церквей, и на экскурсионной прогулке по городу ему мог понравится именно этот. Странным было другое. Снимок был явно сделан из окна моего дома, поскольку такого ракурса можно было достичь, лишь находясь наверху, а не стоя внизу на улице.

На какое-то мгновение от увиденного в голове у меня наступил полный хаос.

Воскресенье, вечер, «Экзекьютив Студио», отель «Ритц-Карлтон»

Всматриваясь в фотографию, я пыталась сообразить, каким образом Льюк оказался в доме в Погорельском переулке и что, собственно, он там делал.

То, что он, по стечению обстоятельств, мог попасть в мой переулок, я еще себе могла представить. Может, экскурсовод сочла именно эту улицу достойной отдельного внимания. Но, вот, причину, по которой Льюк мог находиться в одной из квартир моего дома, мне трудно было предположить.

«Может, у него в Погорельском какой-то знакомый живет? Но почему же тогда он не подписал фотографию, а просто вывесил без всяких комментариев?»

О том, что я тоже живу в Погорельском переулке, он никак не мог знать, поскольку адреса своего я ему не давала. Обсуждая наши планы до его приезда в Москву, я предложила ему остановиться у меня. Однако предложение моё он тогда отклонил, объяснив это тем, что, следуя этикету, будет лучше, если он будет жить в отеле.

В его отговорку про этикет я не очень-то поверила, поскольку чувствовала, что его решение было обусловлено несколько другими соображениями. Мне казалось, что он попросту стеснялся без предварительной подготовки оказаться со мной наедине в слишком интимной обстановке, да еще и не на своей территории. Я его понимала и совершенно не обиделась. Идея романтических randez-vous в элегантном «Ритце» меня привлекала даже больше. А к себе, я его еще успею пригласить…

Вдруг, громко зазвонил телефон. От неожиданности я выронила из рук планшет и не сразу сообразила, какой из телефонов являлся источником производимых звуков.

Оказалось это, зарядившись, ожил мой мобильник и теперь настойчиво заявлял мне о чьем-то желании со мной поговорить.

«Льюк!?»

Соскочив с кровати, я подбежала к журнальному столику и бросила взгляд на дисплей. На экране высветился лондонский номер.

– Да? – ответила я.

– Анджела, деточка, ну наконец-то! Я уже думала, что-то стряслось, – затараторила мама и тут же без передышки прокричала куда-то в сторону, – Филипп, Филипп, ты слышишь? Все в порядке, она сняла трубку.

Воскресенье, вечер, «Экзекьютив Студио», отель «Ритц-Карлтон