– Вообще-то он ветеринар.

– Хочешь сказать, – вклинился Снейк, – меня все это время ветеринар лечил?

– А тебя что-то смущает? – приподнял бровь Резаный.

– Ничего его не смущает, – гнусно ухмыльнулся Мунлайт. – Он у нас теперь Змей, так что ветеринар ему в самый раз.

Снейк насупился, пробурчал что-то невнятное и отвернулся. Резаный поглядел на него со странным оскалом, который должно быть означал улыбку, потом повернулся к Муну.

– Змей, значит. Хорошо. А ты что за зверь такой?

– Mister Moonlight, – напевно протянул Мун.

– You came to me one summer night, – отозвался Резаный и почесал шрам на щеке. – Наслышан.

– Да ты меломан? – не удержался Мун, хотя еще несколько минут назад твердо решил, что этого он подначивать не станет.

– Я не о ливерпульской четверке наслышан, хотя я тебя постарше буду. Я о тебе наслышан.

Резаный говорил очень тихо и вкрадчиво. Таким голосом детей убаюкивать. Мунлайту эта вкрадчивость не нравилась. Ему в жизни доводилось встречать разных людей, опасных в том числе, и он знал по опыту, какие люди наиболее опасны.

Тот, кто кричит, брызжет слюной и угрожает, опасен наименее. Люди делятся на тех, кто говорит, и тех, кто делает. Если человек в подробностях объясняет, как он тебя покалечит, можешь быть уверен – он никогда не сможет поднять на тебя руку.

Поопаснее будут психи, громкие, шумные. Такие не обещают показать кузькину мать, но способны схватить, что под руку попадется и зашвырнуть тебе в голову. Эти опасны своей непредсказуемостью.

Но опаснее всего тот, кто говорит с тобой тихо, мягко, вкрадчиво, как с больной глупой собакой. Он никогда не повысит голос, никогда не начнет угрожать, никогда не перейдет на личности. Но со спокойствием английского лорда сможет щелкнуть пальцами, с улыбкой пожать плечами: «так получилось» – и посмотреть, как тебя закатывают в тазик с цементом и отправляют в эксклюзивное плавание по ближайшему водоему.

Сильный человек, у которого есть реальная власть, а не иллюзия власти, которую он боится потерять, никогда не станет повышать голос. Ему это просто не нужно. И вот с такими людьми связываться в самом деле небезопасно.

– И что про меня говорят? – вяло поинтересовался Мунлайт.

– На твое счастье ничего хорошего.

От такого заявления Мун поперхнулся:

– Интересный подход.

Резаный пожал плечами.

– Нормальный. Мне про тебя Вася Кабан рассказывал. И если бы этот человек отзывался о тебе хорошо, то мы бы с тобой сейчас уже не разговаривали.

– Чего так?

– Сволочь он.

– Был, – подал голос Снейк.

Резаный метнул на бородача быстрый взгляд, потом снова посмотрел на Мунлайта. И знакомым образом изогнул любопытную бровь:

– А что с ним?

– Упал и умер, – поделился Мун.

– Сам упал? – не поверил Резаный.

– Я помог, – неохотно признался Мун. – А так как он гранатами был увешан, когда падал, и одна взведенная у него в руке была, то очень быстро научился летать.

Резаный сидел серьезный, задумчивый, будто размышлял, верить пришлому, не по годам седому сталкеру или нет. Пальцы непроизвольно тронули шрам. Наконец решил что-то для себя, на Муна глянул с толикой уважения.

– Набираешь очки, – кивнул Резаный и качнулся на табурете. – Мне бы хотелось верить, что вы не плохие люди, – задумчиво произнес он, – но на моей памяти хорошие люди из тех мест, откуда вы вышли, не приходили.

– А что, плохие приходили? – напомнил о своем существовании Снейк.

– Оттуда вообще люди не приходили, – буднично сказал Резаный, не повернув головы. – Никакие. Ни живые, ни мертвые. Никогда. Так что… я вас слушаю.

Разговор затянулся. Объяснять пришлось долго и больше, чем хотелось. И хотя всего он, конечно, не рассказал, Резаный ухитрился вытянуть из него достаточно, чтобы понять, с кем имеет дело.