А ведь каждая хозяйка знает, что важнее всего в любом супе не продукт. Важнее всего тот, кто его делал. Вкусный обед могут сделать хорошим только умелые руки. Женские. Не знают мужчины нашей семьи, как капусточку ножиком в соломку рубить, как лучок шинковать, как мясцо опускать в кипяток. А про бульон и вовсе молчу. Мама его делала отменно! У нее всегда получался не бульон, а чистое здоровье. Настоящая животворящая вода. Когда папа его ел, потом несколько дней питался лишь воспоминаниями о нем.
Но самое главное в любом блюде – это даже не рецепт, не ритуалы, а то, с каким настроем готовить…
Вот последнего у меня сегодня было хоть отбавляй. Да все только паскудное. Потому как мечтала я об обеде, а случилось… ничего. Потому как в кухне ничего съестного не было – это и понятно. Но опустела и наша корзина, в которой я рассчитывала раздобыть сыр, колбасу, хлеб и, конечно, сухую лапшу! Все это испарилось из плетенки и конденсировалось, как выяснилось, в луженом желудке братца.
– А что?! – оправдательно возопил он. – Я молодой растущий организм. Мне нужны калории!
– А еще тебе нужны физические нагрузки! – парировала я, вручая младшему пустую тару. – Сходи в ближайший магазин, купи продуктов.
– Доченька, не отправляй Нара одного, – донеслось из подвала. – А то он опять так купит, что вместо сдачи принесет вдвое больше денег, а к ним еще и полно еды. А мне потом лечи продавца от заикания. Причем бесплатно!
– Поняла, проще самой, – проворчала я и едва слышно добавила: – Почему в нашей семье «приготовь перекусить» и «сходи в лес, убей медведя» – это синонимы?
– Ладно, я с тобой, – отозвался братец, натягивая башмаки. – Ты же полную корзину сама не утащишь?
Я не стала уточнять, что денег на полную у меня и нет. Но по итогу Нар спустя полчаса занес в дом плетенку, доверху набитую припасами. Что удивительно, он даже ничего не спер с прилавков. Лишь безвозмездно позаимствовал пару клубочков нервов у местных лавочников. А все потому, что мелкий убийственно (в смысле убивая напрочь психику продавцов) торговался. Да так, что хозяин мясного магазинчика был готов отдать пару ребрышек Нару даром, лишь бы тот отстал.
– А можно еще и печеночки? – поинтересовался братец.
– Нет! – рявкнул взбешенный торговец.
– Почему?
– Потому что ты, паршивец, у меня в ней сидишь, – огрызнулся лавочник.
– А я думал, что запал вам в сердце, раз вы от доброй души дали мне их. – И мелкий продемонстрировал два свиных ребра, широко улыбаясь.
– Нар, доброта душевная и желание придушить – это немного не одно и то же, – шикнула я на братца и тихонько попыталась оттеснить его от прилавка, тактично намекая каблуком, которым наступила на его ботинок, что нам пора делать ноги от этого бородатого мужика в окровавленном фартуке и с тесаком в руке.
Все же злить того, у кого в руках оружие, – плохая примета. Братец, кажется, это понял, и мы, спешно попрощавшись, ушли.
– Вот видишь, а ты говорила, что денег не хватит, – уже когда мы оказались на улице, заявил мелкий. – Дорминар Бертрандо всегда прокормит свою семью.
– И опозорит, – добавила я.
– Это уже издержки, – фыркнул братец, и мы направились домой, где я приготовила обед, хотя, судя по закату за окном, уже ужин.
Когда я разложила куски горячего открытого пирога с сыром и колбасой, папа, попробовавший еду первым, застонал от удовольствия:
– Хэлл, тебе нельзя так хорошо печь пейцзу! Все сразу поймут, что мы не из южных земель. Там так хорошо ее не умеют готовить.
– Не переживай, я добавила туда лук и чеснок, – заверила я папу. – Северяне Изначальных земель кладут их, кажется, во все… А еще хрен.