Глаза вновь вернулись к ведьме. Эх, была б Арина человеком – не отпустил бы ни за что такую. Соблазнил, купил, уболтал, завоевал. Похитил бы сердце, приручил, применил всё своё обаяние, но своей сделал. А так… пакость одна.

Но услужливая память подкинула картинку: так ведь ты и похитил, и приручить пытаешься. Только ты думал, что старуха перед тобой, а она – вон какая.

Снова искоса глянул на спутницу, которая сейчас ехала чуть впереди. Спина ровная, взгляд мой чует, не согнёшь. Руки тонкие, словно ветки, да знаю, какая силища в этих ветках кроется. Волос целый стог – только чёрный, ведьмовской. Блестят, как перья ворона, от движения лошади по спине скользят, так и манят на руку намотать…

Тряхнул головой и веки прикрыл, чтобы не видеть. А она и оттуда глазищами сверкает, в душу смотрит. Примеряется. Как бы вынуть моё сердце и вурдалакам скормить.

Была старуха – стала дева. Да только суть от этого не поменялась. Как была чудовищем, так и осталась.

Не выдержал молчания, высказался зло, словно выплюнул:

– Ты как луковица, снимаешь слой, а там новый. И каждый следующий всё сильнее горчит.

– Погоди, до середины доберёшься – вообще рыдать будешь.

И ответ у неё всегда наготове – где берёт только? Да ещё и буркнула так, словно это я её обманывал, а не наоборот. Ну одно слово – ведьма!

***

Арина

Мы не разговаривали. Напряжение было густое, впору на хлеб намазывать. Но хлеб уже закончился, потому и не мазали. Ведьмак был мрачнее тучи и старался на меня вообще не смотреть. Он убедился лишний раз, что верить таким, как я, нельзя.

Я же была не столько сердита, сколько дезориентирована. Это старая ведьма была знакома с Дарием, это она в столь непринуждённой манере могла с ним разговаривать.

Молодая ведьма Арина не знала, как себя вести. Совсем не могла ведьмаку в лицо смотреть, глазами встречаться. Ощущение раздетости никак не проходило. И стыдно было за подколки свои, за пошлые намёки. А уж про мысли, что в голову приходили порой, – так вообще старалась не вспоминать.

Молчать было тягостно, но и какие слова сказать – я не знала. Извиняться мне было не за что, я ему не клялась в кристальной честности. Начать болтать как ни в чём не бывало – странно. Поэтому так и ехали – как два немых.

Но когда впереди замаячили стены города Смирного, стало ясно, что дальше оттягивать переговоры нельзя.

– Какой план? – максимально ровным голосом спросила я, разглядывая приближающиеся сторожевые башни. Одну с другой соединял высокий частокол из толстых брёвен. За ним выглядывали крыши разновеликих домов. Входные ворота были распахнуты настежь, и я даже не видела стражи. Времена сейчас, конечно, мирные, но неужели им всё равно, кто въезжает на их территорию?

– В город пойдём. – Дарий замолчал так надолго, что я уже подумала, что больше не дождусь пояснений. Но он продолжил: – Арина, тебе нужно спрятать свою навью суть и без фокусов. Если будешь пытаться сбежать, дурить или вредить людям, я разорву наше соглашение. Вытащу тебя за пределы городских стен и сдохну, но тебя вскрою. А потом сожгу.

– Если ты сдохнешь, то сжечь не сможешь, – мрачно отозвалась я, чувствуя, как непрошенный холодок чертит волны на моей спине.

– Ты поняла, что я имею в виду. Мы остановимся на постоялом дворе, завтра должен быть базарный день – закупим продуктов в дорогу. И тебе одежду.

Я поджала губы – в этом был не только смысл, но даже необходимость. Когда слетела личина, я оказалась в чём была: в своём домашнем платье, лёгоньком, едва доходящим до середины икры и совершенно не подходившем для поездки. Оно было слишком тонкое, и я уже натёрла седлом внутреннюю сторону бёдер. Сообщать об этом ведьмаку я не спешила, и было даже приятно, что он догадался сам. Впрочем, полагаю, он заботился больше о том, чтобы не привлекать лишнее внимание, чем о моём комфорте.