– Давненько, что правда, то правда. Но я думаю, ты понимаешь, что это не просто дружеская встреча, – хмуро добавил капитан.

– Ну разумеется! Мистер супер-пупер-капитан вспоминает старых друзей только по срочному делу, – Шейла с картинным упреком посмотрела на собеседника и снова улыбнулась. – Давай выкладывай, что там у тебя стряслось!

Последний раз они виделись несколько лет назад на вечеринке капитанов. С тех пор Шейла мало изменилась: она, как всегда, была в отличной спортивной форме, одета в подчеркнуто обтягивающие черные брюки, сапоги на высоком каблуке и ярко-белую рубашку. Ее кожа темнела золотом свежего загара, а из-под рубашки слегка проступали витиеватые узоры татуировки. Сейчас ее стрижка была совсем короткой, и волосы казались практически черными с глубоким изумрудным отливом. В их предыдущую встречу они почти касались плеч, и тогда необычный изумрудный оттенок сильнее бросался в глаза. Ретт серьезно посмотрел на нее и ответил:

– Мне нужна твоя помощь в очень опасном деле. Мне нужно прижать к стенке «Квин Энерджи».

– Что?! – светло-зеленые глаза широко распахнулись, но Шейла спохватилась и быстро перешла на шепот. – Тебе нужен компромат на Квинта Лоуренса? Ты шутишь!

Шейла откинулась в кресле, все еще в изумлении качая головой.

– Да, именно так, – тихо и решительно сказал Ретт. – Ты мне поможешь?

Женщина несколько секунд что-то обдумывала.

– Но зачем? – и тут же добавила. – Это то, о чем я думаю?

Ретт молча кивнул. Шейла тихонько присвистнула.

– Что ж, малыш, круто дело оборачивается. Ну да ладно, – она с той же радостной невозмутимостью, что и несколько секунд назад, когда только появилась в ресторане, подхватила. – Ты все правильно сделал. Нет таких проблем, которые бы Шейла не решила! Что ты смог найти?

Ретт обреченно покачал головой. Шейла нахмурилась. Наступила пауза. Какое-то время она сидела молча, что-то просматривая на экране планшета и периодически недовольно морщась, вдруг лицо ее просветлело.

– Есть у меня одна идея! – зеленоволосая ухмыльнулась и начала куда-то звонить, переключаясь с одного языка на другой. Редкие слова были Ретту более-менее знакомы, а вот когда она переходила на сленг общепринятых языков, понять ее становилось намного труднее.

Примерно через полчаса Шейла отложила планшет и с привычной широкой улыбкой отхлебнула чай из чашечки капитана:

– Короче, есть группа товарищей, которые спят и видят, как накрыть с поличным господина Лоуренса. Раньше им это не особенно удавалось. Но прошел слух, что они нашли то, что придется ему совсем не по вкусу. Предлагаю навестить этих парней прямо на их корабле, – Шейла сверилась с информацией в планшете, – надо же, какое-то идиотское название – «Хвост русалки» − и узнать, правда это или только сплетни.

– А кто они?

– Пираты, – она заметила тень отвращения на лице Ретта и уточнила, – идейные пираты.

– То есть грабят богатых и раздают деньги бедным?

– Ну почти, охотятся за правдой, иногда нарушая законы, чтобы обличить тех, кто их тоже нарушает. Короче, анархисты, молодежь, дерзкие ребята с идеалистическими представлениями о жизни.

– Вот оно как! Теперь таких людей называют пиратами? – удивление Ретта росло с каждой репликой Шейлы.

– Теперь такие люди сами себя так называют, потому что это звучит круто. Ну и да, в этом есть какая-то правда – они путешествуют на корабле. По моим данным, сегодня вечером они будут в Сент’Оре, предлагаю домчаться туда как можно скорее.

– Едем!

* * *

Комната была небольшой и безликой: два метра вдоль одной стены и три вдоль другой, абсолютно белые оштукатуренные стены, точно такой же пол и потолок. Лампочка без абажура под потолком представляла собой единственный предмет обстановки, не считая пластикового ведра в дальнем углу. Ее непомерно яркий свет, не выключавшийся ни на минуту, резал глаза и медленно сводил с ума человека, скорчившегося на полу в позе эмбриона. Засаленные, разодранные лохмотья вместо одежды, синяки и следы запекшейся крови не оставляли сомнений, что он находился в этом белоснежном карцере не по своей воле. Мужчина пытался заснуть, скрывшись от яркого света за завесой грязных длинных волос странного зеленоватого оттенка, но это получалось плохо. От боли и усталости он уже не мог толком вспомнить, сколько времени находился в этом слепящем аду, цепляясь за последние крупицы мужества и врожденного упрямства.